Сегодня знакомлю с рукописью статьи, которая наверняка в печатных СМИ нашей области не будет опубликована. Поэтому, чтобы не терять времени на бесплодную переписку, привожу её текст ниже. А в качестве небольшого комментария только скажу, что все факты и имена, и фамилии мною не придуманы, а взяты из архивных дел, на которые, при необходимости, могу дать соотвествующие ссылки.

ПОСПЕШНЫЙ РАПОРТ

3 марта 1798 года в Пинежский уездный земский суд явился крестьянин Авраам Фефилов, который сообщил следующее. Накануне Рождества он отправился на охоту в верх по реке Юле и, когда удалился от села Кушкополы на 200 верст, то достиг границы с Шенкурским уездом. Там, на межевой просеке, обнаружил часовню и три избы, в которых проживали неизвестные люди. А углубившись в соседний уезд (территорию нынешнего Виноградовского района) на 50 верст, набрел на состоявший из девяти избушек скит. Кроме жилых строений в нем были ветряная мельница, кузница и амбары. А вокруг - расчистки, где выращивались хлеб и овощи. Передохнув у гостеприимных хозяев пару дней, отправился дальше и обнаружил еще два старообрядческих скита, в одном из которых насчитал шесть изб и две мельницы. После двухмесячного путешествия Фефилов вернулся домой и, "зная повеления и указы о сыске раскольников, пошел в оный суд".

Здесь следует сказать, что отношение властей к старообрядцам, точнее, методы искоренения раскола в России периодически менялись - то упор делался на уголовное преследование, то применялись экономические меры, например, двойное налогообложение. Поэтому приверженцы старой веры уходили в лесную глушь, где могли чувствовать себя относительно свободно. Также поступали и старообрядцы среднего течения Северной Двины, где со времен протопопа Аввакума раскол был особенно силен и распространен настолько, что в отдельных волостях до половины населения являлись религиозно инакомыслящими. Причем наряду с не скрывавшими свои взгляды старообрядцами были и те, кто лишь формально - для церковной отчетности - числились православными. В действительности же не отказавшись от своих убеждений, они поддерживали связи с ушедшими в скиты и тайно ходили к ним молиться. Но не с пустыми руками - помогали единоверцам, чем могли.

Бороться же с расколом на местах были обязаны уездные земские суды, наделенные полицейскими функциями. И если бы обнаруженные Фефиловым скиты находились в Пинежском уезде, то именно тамошнему суду пришлось бы силой их ликвидировать, а задержанных старообрядцев привлечь к уголовной ответственности. Однако на этот раз пинежским судебным чиновникам повезло - дело можно было сплавить их шенкурским коллегам. Но не напрямую.

25 марта из Архангельска в Шенкурск пришел приказ губернского правления, требовавший немедленно арестовать и предать суду обитателей обнаруженных скитов. Поэтому заседателю Шенкурского суда Ивану Сметанину пришлось возглавить карательный отряд, костяк которой составили солдаты местной воинской команды. А о том, кто в нее еще входил, сообщается в многостраничном рапорте, составленном уже после возвращения:

"24 апреля я из Кургоминской волости со взятыми из разных волостей понятыми для поимки людей и местным священником для их вразумления отправился в лесные оной волости дачи. В верстах 25 нашли одну небольшую пустую избу, подле другую, недавно сожженную, неподалеку насеянную рожью озимь. Оттуда в верстах в 5 вновь пустую избу и амбар, а еще в 6 верстах две избы, где арестовали старика по имени Кондратий, у коего было 2 коровы, небольшой амбар и озимь. Еще в 7 верстах - две пустых избы, а 8 верстах - четыре избы, одна из коих догорала, пять амбаров, баню, водяную мельницу, в хлеве - корову..."

Сделав вывод, что старообрядцев кто-то успел предупредить и все они, за исключением больного старика, успели скрыться, Сметанин далее сообщал, что были найдены еще два сожженных скита. И что удалось нагнать не успевших далеко уйти четырех мужчин и трех женщин. А также отобрать лошадей, жеребенка и коров, тормозивших их бегство. Уведомив, что весь скот, кроме лошадей, пришлось зарезать, заседатель далее писал:

"28-го числа в верстах 20 нашли избу, а в саженях 150 от нее дворы со скотом, водяную мельницу и три амбара, в коих рожь. На крыше избы стояли для караула пять женщин в белых по пояс покрывалах, которые, увидев нас, опустились внутрь. Вместо них на крышу вышел в черном по покрывале старик и покрывая себя раскольническим двуперстным знамением, закричал, чтобы к избе не подходили, ибо в ней много пороху..."

В следующем абзаце Сметанин, несомненно, лукавил, так как сказал, что один из солдат якобы "по собственному и Божьему велению" выстрелил в старика. Тот упал, через отверстие в крыше его затащили внутрь избы, и тут же из нее повалил дым. Остальные солдаты попытались взломать двери и окна, но безуспешно. Вскоре показались языки пламени и " жар отогнал от горящей избы".

Не предпринимая новых попыток проникнуть в избу, судебный заседатель и его карательный отряд в течение 12 часов наблюдали, как она догорала. А затем вырыли яму, куда сволокли 28 обгоревших тел. Огню были преданы и остальные постройки, скот и запасы ржи - "истреблены до основания, дабы никто не смог воспользоваться". Решив, что этих "подвигов" достаточно, чтобы отрапортовать об "искоренении раскола" в междуречье Двины и Пинеги, Сметанин прекратил дальнейшие поиски и повернул отряд в обратную сторону.

В рапорте есть и описание брошенных старообрядцами в других скитах изб. Вот что представляла из себя до сожжения Сметаниным одна из них:

"Стеною разделена надвое, укреплена была так: сделаны были из сосновых и еловых сляг плоты и приперты к дверям изнутри толстыми бревнами, другими концами упертыми в стены; окна заперты изнутри ставнями, прибиты гвоздями и таким же образом приперты бревнами, в малые окна вставлены втулки из еловых бревен, на которые наколочены обломки железных серпов".

6 мая Сметанин со своим отрядом вернулся в Шенкурск. И тут же в суде началось следствие, в ходе которого были допрошены арестованные старообрядцы. Самый великовозрастный из них - 69-летний Кондратий - показал:

"Которой я округи и волости, не помню. Лет 50 назад пришел в скит с матерью моей Марией. В скиту уже жили три старика. Они и мать лет через пять померли, долгое время жил один, а лет 10 назад пришел ко мне Борецкой волости крестьянин Гаврило, по прозванию, не знаю, с ним прожил лет пять. Затем пришли той же волости крестьянская жена Мария и два крестьянина- Максим и Ефим. Откуда пришли, не знаю. Они жили со мной доныне. Недавно ушли, куда, не знаю. Мои коровы куплены у живущего от меня в лесу в верстах 15 крестьянина Ефима Пушкова, которого вы сожгли..."

Когда же Кондратия спросили, приходил ли он в Кургомень и если приходил, то где останавливался, он ответил, что "приходил лет 10 назад за железными поделками, а к кому заходил, не помню". Также он ответил на вопрос, кто из кургоминских, топецких и борецких крестьян посещал скит. Его ссылки на короткою память объяснимы: он, конечно, не собирался выдавать единоверцев, которым грозило уголовное преследование.

В ходе допроса других задержанных и доставленных в Шенкурск крестьян, выяснилось, что ими являлись: Афанасий Боровой, Павел Заколупин, Алексей Вакорин с женой Степанидой, Егор Горяев с женой Ириной и Марфа Вилачева.

7 июля 1798 года состоялось заседание Шенкурского уездного земского суда, приговор которого начинался со слов: "Во исполнение Указов Его Императорского Величества и Архангельского Губернского Правления..." Далее следовало опять же многостраничное описание похождений сметанинского отряда по тайге и "преступной деятельности" обвиняемых, которые, понятно, были признаны виновными и приговорены к битью плетьми и высылке в Сибирь.

А имена 28 погибших в огне даже не сочли нужным выяснить. Как говорится, нет человека - нет проблемы. Главное, что пусть и таким образом, но цель достигнута: "Раскол искоренен!". То есть о чем рапортовать...

А спустя столетие, когда в 1905 году, в дни первой русской революции, в качестве уступки был издан царский манифест, в частности, провозглашавший свободу вероисповедания, стало очевидно: рапорты об искоренении старообрядчества был поспешными и не соответствовали действительности. Более того, мне приходилось знакомиться с рапортами другого рода, которыми в 1905-1907 годах священники Подвинья заваливали епархиальное начальство. В них говорилось, что в примерно половина (где ее меньше, где - больше) прихожан, узнав о дарованной свободе, "ушла в раскол", в результате чего церковные доходы катастрофически уменьшились...

Что ж, кому-то стало жалко денег, а вот о ранее гонимых и, начиная с протопопа Аввакума и соловецких монахов, сожженных и убитых никто тогда не вспоминал и не сожалел. Как и стараются не вспоминать (не говорю уж покаяться) сейчас. Но поучать других и наставлять их на "путь истинный" - это пожалуйста... Сколько угодно...

Предыдущий пост - Буратино от Михалковых-Кончаловских

Следующий пост - Утонувшая "Нева" и круги лжи