В опубликованной 19 июля 2001 года в "Правде Севера" статье Побоище на Буяновой улице рассказывалось как о самом происшествии, так и о мерах, принятых архангельским вице-губернатором Дмитрием Григорьевым для недопущения подобного впредь. Среди них были запрет демонстраций, разгон несанкционированных сборищ и преследование прессы, имевшей иную, чем у властей, точку зрения на события тех дней.
Однако запретить все до одного проявления общественной жизни, например, популярные в ту пору литературно-музыкальные вечера и вечеринки было бы уже слишком. Поэтому Григорьеву, исполнявшему большую часть 1907 года обязанности главы губернии, пришлось смириться с фактом их проведения. Правда, по его распоряжению подобные мероприятия не могли состоятся без санкции полицмейстера, с которым их устроителям приходилось согласовывать все номера программ.
Но одним разрешением дело не ограничивалось - на вечера обязательно отряжались полицейские чины, которым предписывалось не допускать нарушений общественного порядка и пресекать любые крамольные высказывания.
С первым поручением они, конечно, справлялись, а вот второе часто было им не под силу, так как выступавшие с лекциями порой специально употребляли непонятные для малограмотных стражей порядка термины и словесные обороты.
Узнав об этом, Григорьев, не долго думая, принял вполне соответствующее стилю его мышления решение - обязал чиновников губернского правления, закончивших как минимум гимназический курс, посещать вечера и вечеринки, а затем письменно рапортовать, кто и о чём там говорил.
Это решение вице-губернатор издал в виде секретного постановления, согласно которому ежемесячно утверждались графики посещений. Были предусмотрены и меры наказания чиновников, отлынивавших от этой своеобразной "общественной нагрузки".
В хранящихся в областном архиве делах губернского правления имеются как графики посещений, так и сами рапорты, по своей сути являющиеся ничем иным как доносами. Вот, например, что сообщил главе губернии младший помощник правителя его канцелярии А. Кос-кий:
"По приказанию Вашего Превосходительства 8 сего апреля я был командирован на литературно-музыкальный вечер в профессиональный союз мастериц по изготовлению дамских нарядов, программа которого была прислана мне г. Полицмейстером.
Первым номером вечера стояла лекция "О положении женщин в настоящем и будущем", почесть которую должен был г. Подлещук. На-чав лекцию по просмотренной ранее г. Полицмейстером брошюре, г. Подлещук мало-помалу стал удаляться от разрешенной темы и, заговорив о равноправии женщин, высказал, что многие из них немало уже поработали на пользу освободительного движенния в России...
В программу входило 10 номеров, исполнено лишь 4. Публики на вечере было человек 15-20, большинство портнихи..."
В программу входило 10 номеров, исполнено лишь 4. Публики на вечере было человек 15-20, большинство портнихи..."
Далее чиновник жаловался, что вечер начался не в семь, как наме-чалось, а лишь в десятом часу, вследствие чего ему всё это время, стоя на холоде у закрытых дверей, пришлось мозолить глаза прохожим.
Получив кроме этого ещё один донос, сообщавший о враче Успенской, также осмелившейся на другом вечере заговорить о равноправии женщин, Григорьев 12 апреля отдал полицмейстеру следующее распоряжение:
"1. Обязать устроителей принять соответствующие меры к тому, чтобы вечера и вечеринки начинались аккуратно в назначенное время без опозданий.
2. Установить, чтобы до выдачи разрешений и утверждения программ назначенные для наблюдения чиновники могли ознакомиться с дословным содержанием всех номеров, лекций, декламаций и пения для возможности следить за точным выполнением программ.
3. Объявить устроителям вечеров, что считаю необходимым воспретить дальнейшие выступления аптекарского ученика Подлещук и женщины-врача Успенской".
Исполняя второй пункт этого распоряжения, полицмейстер Лапин накануне дня проведения мероприятия присылал на службу (а в воскресенье - домой) получившему "общественную нагрузку" чиновнику тексты выступлений и книги, содержание которых ложилось в основу утверждённых лекций. Ознакомившийся с ними чиновник вечером следующего дня брал их собой и, как правило, сидя в последнем ряду и шурша бумагами, сличал услышанное с разрешённым.
В апреле-мае 1907 года именно так были вынуждены поступить: делопроизводитель Берваль на литературном семейном вечере в клубе приказчиков, помощник делопроизводителя Тюленев на литературно-музыкальной вечеринке в профсоюзе белошвеек, делопроизводитель Миронов на литературном вечере в профсоюзе рабочих-металлистов, помощник регистратора Молчанов на вечере в профсоюзе рабочих винного склада...
Как посетители этих вечеров, так и на них выступавшие, конечно, с первого случая появления чиновников догадались, что их привело вовсе не желание развлечься или расширить свой кругозор. Да и сами чиновники понимали, что присутствие, например, одного из них среди женщин-белошвеек более чем подозрительно. Поэтому ни о какой секретности их миссии, безусловно, не могло быть и речи. Ещё более глупым стало положение чиновников, когда им пришлось за спинами слушающих перелистывать бумаги и стираницы книг, делая на них нужные для доносов пометки.
К своему неудовольствию осознав, что его постановление осталось секретным лишь по названию, Григорьев приказал чиновникам действвать в открытую и дал право вмешиваться в ход вечеров и даже прекращать их. Первым этим правом попытался воспользоваться делопроизводитель врачебного отделения Т-ов, заявививший 27 мая вместе с околоточным надзирателем Петровым на литературно-музыкально-танцевальную вечеринку в профсоюз пекарей. О том, что из этого получи-лось, рассказывалось в ближайшем номере газеты "Голос Севера":
"Настоящая вечеринка не обошлась без скандала, который был устроен г. чиновником, командированным администрацией "для наблюдения". Вот что делал этот господин на вечеринке:
Не потрудился даже снять шапки и всю лекцию просидел в ней. Не хотел допустить и самой лекции на том основании, что прежде ее было исполнено литературное отделение. И благодаря только энер-гичному протесту рабочих он лекцию "разрешил".
Началась лекция. "Не то читаете!" - заявил чин. "Как не то?" - показали книгу Бебеля. Оказалось, что читают "то". Чин успокоился, взял книгу и стал слушать лекцию, которую все-таки постоянно прерывал своими неуместными замечаниями.
"Донесу губернатору!" - заявил он в заключение. "Деревня! - сказали ему рабочие, - книга-то эта ведь была у полицмейстера, он и разрешил ее читать!"
Позволим себе удивиться, как наша администрация командирует на вечер таких невежественных чиновников".
Эта заметка, образно говоря, стала последней каплей, переполнившей чашу терпения вице-губернатора, уже давно намеревавшегося закрыть газету. Осуществить же этот план ему долгое время мешали ещё формально действовавшие положения царского манифеста от 17 октября 1905 года, даровавшего свободу слова. Но летом 1907-го, то есть в дни заката первой русской революции и начала наступления реакции о манифесте можно было уже не вспоминать.
Именно поэтому 9 июня появилось распоряжение, предписывавшее начальнику газетного стола губернского правления Н. Дмитриеву "являться в типографию в дни выхода газеты, требовать от ее издателя первые оттиски" и доставлять их вице-губернатору, взявшему на себя обязанности цензора. Следствиями этого распоряжения стали почти что полностью перечёркнутые оттиски страниц и срочный переезд редакции "Голоса Севера" в Вологду.
Расправившись с газетой Григорьев не обращал никакого внимания на нараставший ропот чиновников, тяготившихся ролью доносчиков. Дело в том, что в небольшом тогда по численности населения Архангельска горожане, знавшие многих губернских чиновников в лицо, прослышав о доносительстве, стали умолкать при их появлении. И не только умолкать, но и старались избегать встреч с ними, дабы в разговоре случай-но не произнести что-нибудь с точки зрения властей крамольное.
Казалось, что так будет продолжаться очень долго, но в ноябре того же года Григорьев, видимо, посчитавший, что Архангельск им окончательно укрощён, согласился на обмен местами службы со своим коллегой - вятским вице-губернатором Шидловским.
В этой связи 30 ноября Григорьев выехал в столицу, передав все дела управляющему губернской казённой палатой действительному статскому советнику А. Ушакову. Последний же хотя и не отменил распоряжения вице-губернатора, но тем не менее графика посещений вечеров на новый вечер не составил.
Через полторы недели Дмитрий Григорьев на несколько дней вернулся в Архангельск, устроил прощальный приём и, не дождавшись прибытия Александра Шидловского и нового губернатора Ивана Сосновского, 15 декабря на радость бывшим невольным доносчикам навсегда покинул наш город.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья была опубликована в газете "Правда Севера" 18.10.2001 г.