Как сообщают архивные документы, их одновременное существование было невозможно
Деревянные мостовые, или в просторечии мостки, всегда являлись отличительной чертой старого Архангельска, и в его истории трудно представить период, когда бы горожане по ним не ходили. Однако, как свидетельствуют архивные документы, такой период все же был. Правда, архангелогородцев той поры в измене традиции подозревать нельзя. Ибо ликвидация мостков происходила не по их воле. В этом лично убедились иностранные моряки, посещавшие город в 1830-1840 годах.
Сначала они заметили, как меняется не в лучшую сторону дорожная сеть Архангельска, - с улиц исчезали деревянные настилы и тротуары, лишь кое-где у богатых домов замененные небольшими островками булыжника. По городу в приличной обуви и одежде практически невозможно стало передвигаться, так как приходилось увязать местами в болотистом, местами в глинистом месиве. И не только на поперечных улицах, но и на центральном Троицком проспекте, особенно в кузнечевской его части. Единственной улицей, более или менее проходимой в бесснежное время, осталась набережная.
Но особенно поразили европейских моряков события, происходившие в Архангельске летом и осенью 1844 года: команды стражей порядка, руководимые самим полицмейстером подполковником Шепетковским, врывались в дворы архангелогородцев и, несмотря на их протесты, ломали мостки. Затем полицейские грузили доски в телеги, отвозили на берег Двины и там - дабы исключить повторное использование - сжигали в кострах.
Когда моряки спрашивали, зачем уничтожают мостовые и кто отдал, на взгляд европейцев, столь неразумное распоряжение, местные обыватели, как правило, молчали. Самые же смелые из них с серьез-ным выражением лица многозначительно указывали пальцем вверх. И этого было достаточно, чтобы понять: события, свидетелями которых они являются, вершатся по воле хозяина земли русской - императора Николая I.
А о ней, царской воле, в Архангельске впервые узнали в мае 1836 года, когда военный губернатор адмирал И. Сулима получил от министра внутренних дел Д. Блудова депешу следующего содержания:
Сначала они заметили, как меняется не в лучшую сторону дорожная сеть Архангельска, - с улиц исчезали деревянные настилы и тротуары, лишь кое-где у богатых домов замененные небольшими островками булыжника. По городу в приличной обуви и одежде практически невозможно стало передвигаться, так как приходилось увязать местами в болотистом, местами в глинистом месиве. И не только на поперечных улицах, но и на центральном Троицком проспекте, особенно в кузнечевской его части. Единственной улицей, более или менее проходимой в бесснежное время, осталась набережная.
Но особенно поразили европейских моряков события, происходившие в Архангельске летом и осенью 1844 года: команды стражей порядка, руководимые самим полицмейстером подполковником Шепетковским, врывались в дворы архангелогородцев и, несмотря на их протесты, ломали мостки. Затем полицейские грузили доски в телеги, отвозили на берег Двины и там - дабы исключить повторное использование - сжигали в кострах.
Когда моряки спрашивали, зачем уничтожают мостовые и кто отдал, на взгляд европейцев, столь неразумное распоряжение, местные обыватели, как правило, молчали. Самые же смелые из них с серьез-ным выражением лица многозначительно указывали пальцем вверх. И этого было достаточно, чтобы понять: события, свидетелями которых они являются, вершатся по воле хозяина земли русской - императора Николая I.
А о ней, царской воле, в Архангельске впервые узнали в мае 1836 года, когда военный губернатор адмирал И. Сулима получил от министра внутренних дел Д. Блудова депешу следующего содержания:
«Государь Император Высочайше повелеть соизволили: устройство деревянных мостовых в г. Архангельске на будущее время воспретить, существующие же ныне таковые мостовые уничтожить: в домах, ближайших к центру города, в течение трех, а в отдаленных частях от центра - в течение пяти лет с тем, чтобы в продолжении сего времени обыватели устроили каменные мостовые или за недостатком камня сделали, где окажется нужным, насыпи из щебня...»
Понимая, что возражать бесполезно, и поэтому дав соответствующие указания губернской строительной комиссии, адмирал тем не менее написал министру, что «деревянные мостовые в Архангельске, расположенном на болотистых местах, существуют с весьма давних времен» и что их «устройством обыватели занимаются по причине избытка и дешевизны лесных материалов». Но в ответ Блудов дал понять, что эти доводы не перевешивают, на его взгляд, более значимых: «мостовые в случае пожара угрожают величайшей опасностью», «мостовые от сырости болотистого грунта никогда не просыхают и производят весьма вредные для народного здравия испарения».
Хотя данные утверждения и были взаимопротиворечащими (постоянно сырые мостки как пожароопасный материал), Сулима больше не беспокоил министра. Да и какой смысл было еще что-то писать, когда и царь, и его министры, проезжая по уже одетой в гранит Невской набережной или по мощенному камнем одноименному проспекту, видимо, представляли Архангельск столь же благоустроенным, как и Петербург. Но умозрительный облик по-европейски современной губернской столицы, по их мнению, безобразно портили деревянные мостовые, построенные, конечно же, по скупости и недоумию архангелогородцев. Посему их и следовало наставить на ум.
Переубеждать высоких особ, никогда в Архангельске не бывавших, было занятием неблагодарным и небезопасным. Поэтому, выполняя распоряжение, адмирал поторопил строительную комиссию, сопредседатели которой гражданский губернатор Огарев и губернский архитектор Подъяков 20 июня сообщили, что начался учет всех имеющихся в городе мостовых и в первую очередь уличных настилов и тротуаров. А еще через неделю Сулима узнал, что возмущенные известием горожане не пускают членов комиссии в свои дворы. Тогда он приказал: «Поручаю частным полицейским приставам и квартальным надзирателям не допущать уклонений, а в случае оных - доносить».
А недовольство архангелогородцев можно было понять: ладно, пусть сломают тротуары, возмущались они, но зачем уничтожать мостки во дворах? Ведь придется ходить прямо по болоту! И чем мы хуже соломбальцев?..
Упоминание последних было неслучайно - царское распоряжение не распространялось на Соломбалу, ибо она еще не входила в состав города. Дав именно такое объяснение, власти так и не нашли вразумительный ответ на другой вопрос: «А где взять камни и щебень?» Это обстоятельство и заставило ограничиться пока лишь переписью мостовых - благо, на исполнение монаршей воли отводилось не менее трех лет.
Поэтому следующая касающаяся мостовых бумага датирована уже 24 сентября 1838 года, когда после запроса из столицы новый гражданский губернатор Муравьев приказал:
«Полагая центром города плац-парадное место и площадь против присутственных мест, а местами ближайшими к центру - пространство от Стукачевской до Дорберкерской улицы, включая набережную и въезжую дорогу, предписываю Градской Полиции объявить об этом обывателям и обязать их подписками уничтожить деревянные мостовые».
Текст распоряжения, помещенный на подписных листах, доставили всем владельцам домов, находившихся в районе, ограниченном нынешними улицами Выучейского, Садовой, проспектом Ломоносова и Набережной. Но, оставив подписи, архангелогородцы не спешили исполнять прочитанное. Разгневанный их непослушанием адмирал Сулима 11 июля 1839 года устроил разнос полицмейстеру майору Карлу Меккеру, который спустя неделю рапортовал: «Под наблюдением полиции обыватели приступили к уничтожению мостовых».
Однако к концу осени выяснилось, что, хотя все тротуары и были разобраны, дворовые мостки оказались сломанными лишь у 18 домов из 272 имевшихся. Понятно, последовало новое распоряжение. При чтении его, как и при просмотре других бумаг, подписанных часто менявшимися в те годы губернаторами, создается впечатление, что все они сознавали неразумность царского приказа, понимали, что заставляют подчиненных и обывателей делать нечто явно противоречащее здравому смыслу. И, видимо, втайне надеялись, что приказ будет пересмотрен или про него в столице забудут.
Но не тем человеком был Николай I, чтобы забывать о своих приказах. Назначенный им в 1842 году военным губернатором маркиз де Траверсе получил наставления довести дело до конца. А до завершения крайне затянувшейся кампании было еще далеко. Ибо, пользуясь нерешительностью и сомнениями местных властей, жители как центра города, так и окраин тянули время: одни для видимости частично ломали мостки, другие же восстанавливали ранее разобранные. К тому же, возражая губернатору, их действия попытался оправдать полицмейстер, заявивший, что «в случае пожара без мостовых невозможно будет доставить инструмент».
Сразу же произошла замена - новым полицмейстером стал майор Солодовников. Но и он за два года не добился желаемого. И тогда его сменил Шепетковский, который рапортовал де Траверсе, что дальнейшие уговоры бесполезны и нужны самые решительные действия. Поэтому в начале лета 1844 года обывателям объявили, что дается еще один месяц, по прошествии которого мостовые будут уничтожены полицией. Архангелогородцы уже по привычке не поверили угрозе. И напрасно, так как вскоре стали участниками событий, очевидцами которых и оказались иностранные моряки.
Когда заморские гости уже покинули порт, в столицу на имя министра внутренних дел А. Перовского ушла депеша с просьбой сообщить императору, что «все деревянные мостовые в Архангельске уничтожены». Это известие Николай I наверняка встретил с удовлетворением, чего никак нельзя сказать про архангелогородцев, которым предстояло еще несколько лет месить уличную грязь и порой ходить в дворах по колено в воде. Так продолжалось до 1850 года, когда, узнав о смерти маркиза де Траверсе, самые смелые обыватели стали тайком за заборами восстанавливать мостки. Полная же реабилитация деревянных мостовых и тротуаров произошла после кончины в 1855 году Николая I. Именно тогда Архангельск вновь вернул себе отличный от других городов облик.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья опубликована в газете "Правда Севера" 19.08.2007 г.