27 февраля (12 марта) 1909 года в журнале сольвычегодского полицейского исправника появилась запись: "Сего дня крестьянин Иосиф Виссарионов Джугашвили по постановлению г. Министра Внутренних Дел водворен на жительство с предписанием за ним надзора полиции". Спустя 8 месяцев - 29 октября - к нй было сделано дополнение, сообщавшее, что Джугашвили, совершивший 24 июня побег, вновь приконвоирован в Сольвычегодск.
Если первый раз по пути в этот далекий северный городок Джугашвили-Сталин, доставленный на станцию Котлас, сразу же был этапирован к месту ссылки, то во второй раз ему пришлось стать, возможно, одним из первых арестантов Котласской пересылки, о событиях и причинах предопределивших появление которой, рассказывают архивные документы.
Как известно, история европейского Севера России на протяжении ряда веков связана с летописью политической ссылки, тюрем и лагерей. Так сложилось, что наше внимание попеременно и, как правило, всецело уделялось то дореволюционному, то советскому ее периодам. При этом определенная преемственность, схожесть мыслей властей (пусть и полностью сменившихся) оставались фактически неизменными.
А. Солженицын, много времени посвятивший изучению периода репрессий 20-х - начала 50-х годов, в "Архипелаге ГУЛАГ", в частности, писал: "Напряженнее и откровеннее многих была Котласская пересылка. Напряженнее потому, что она открывала пути на весь Северо-Восток, откровеннее потому, что это было глубоко в Архангельске... Хотя здесь уже густо селили мужиков, когда ссылали в 1930, однако и в 1938 далеко не все помещались в хлипких одноэтажных бараках..."
Если далеко не все репрессированные 30-х годов получали крышу над головой, то их предшественникам в начале века вообще приходилось коротать ночи под открытым небом.
Именно так происходило в период реакции, наступавшей по мере угасания первой русской революции 1905-1907 годов. Обстановку тех лет характеризует напечатанная в апреле 1907 года газетой "Биржевые ведомости" статистически холодная заметка: "Казни. В течение 8-ми месяцев без 6-ти дней по приговорам военно-полевых судов казнены 1144 человека, то есть средним числом 5-ть человек в сутки".
Тех, кто был замешан в революционных выступлениях, но не настолько, чтобы быть "достойным" примерить "столыпинский галстук", наказывали годами тюрьмы и ссылки. Значительная их часть направлялась в "подстоличную Сибирь" - Архангельскую и Вологодскую губернии. Так, например, только с января по начало августа 1906 года в северо-восточные узды последней - Сольвычегодский, Устьсысольский, Устюжский и Яренский - прибыло 1297 человек. Месяц от месяца поток политических возрастал, при этом три четверти из них следовали к местам ссылки через Сольвычегодск.
Нельзя сказать, что его жители были удивлены фактом появления "политических" - к ним привыкли еще с середины XIX века. Изумляло другое - их количество: за год число определенных на место ссылки в Сольвычегодск и проследовавших через его в несколько раз превышало численность населения уездного города.
К столь неожиданному и лавинообразному наплыву, как это испокон веку ведется на Руси, ничего, конечно, не было приготовлено. В Сольвычегодске имелась лишь тесная уездная тюрьма, с приходом первых этапов преобразованная в пересыльную. Ее переименованием и ограничилась забота губернских и столичных властей - о выделении средств на питание и одежду этапируемым, на увеличение штатов полиции вовремя опять же не побеспокоились.
Их нехватка стала головной болью сольвычегодского исправника Цивилева. Предел его мечтаний выразился в плане изменения маршрута следования, хотя бы на летнее время, когда этапируемых вполне можно бы было отправлять из Котласа на баржах мимо Сольвычегодска вверх по реке Вычегде. о для его осуществления надо было иметь пересыльный пункт непосредственно вблизи железнодорожной станции Котлас.
Возможно, уездные власти самостоятельно изыскали бы средства и приступили бы к его строительству, но мешала административная граница: Котлас хотя и был недалеко, но находился в другом уезде - Устюжском. Поэтому исправнику пришлось ставить вопрос перед губернским правлением, послав 23 июня 1908 года соответствующий рапорт:
"Следующие со всей России арестанты направляются по железной дороге до конечной станции Котлас и от нее следуют к г. Сольвычегодску, отстоящему в 22 верстах. При станции нет этапного помещения, где бы арестанты могли содержаться хотя бы несколько дней. Необходимость в этом бывает часто, особенно в осеннюю и весеннюю распутицы, когда переправы через Вычегду нет...
В связи с вышеизложенным докладываю, что, по моему мнению, надо устранить это затруднение, а именно: чтобы не допускать содержание арестантов вне помещения, особенно зимой, при ст. Котлас следует устроить избу-барак в два отделения: мужского и женского..."
Думаю, не стоит сомневаться в намерении исправника хоть как-то помочь людям, вынужденным ночевать на морозе, однако вместе с тем уверен: главным, что его двигало, было желание избавиться от них и переложить проблемы на своего устюжского коллегу.
Кода со времени отправки первого рапорта прошел месяц, Цивилев отправил второй: "Вам небезызвестно, что каждую неделю через местную тюрьму проходит этап от 50 до 100 человек. Для большинства пересыльных, не имеющих своей одежды, приходиться брать ее из тюрьмы. Ее арестанты, прибывшие в рваных рубахах и портках, босые, без верхней одежды. Их устьсысольский и яренский конвои отказываются брать на этап, Тюрьма дать одежды больше не может, так как не хватает одежды даже местным арестантам..."
Упирая в этот раз на нехватку одежды и переполненность камер, исправник вновь поставил вопрос о Котласской пересылке. Однако ответа опять не последовало.
Первым, у кого сдали нервы, стал начальник Тюрьмы Лапинский. 3 сентября он подал рапорт: "Прилагая медицинское свидетельство о болезни, имею честь покорнейше просить принять от меня бумаги и имущество. Посещать тюрьму и ести служебные обязанности по расстройству здоровья не в силах..."
Прошла осень, наступила зима, принесшая новые заботы. 31 января 1909 года в Сольвычегодск пришла телеграмма от губернатора: "На Котлас еженедельно будет отправляться кроме очередного этапа внеочередной по понедельникам. Распорядитесь по вторникам к приходу поезда посылать стражников".
В начале апреля резко потеплело и на радость Цивилеву с 5-го числа переправа по льду реки стала невозможной. Теперь пришла очередь схватиться за голову устюжскому исправнику - на подведомственной ему станции скопилось невиданное раньше количество арестантов. Причем число плохо одетых и уже несколько дней не кормленных людей с приходом каждого поезда постоянно увеличивалось. Таким образом, с вопросом о строительстве хотя бы временного, барачного типа помещения для их хотя бы временного содержания дальше тянуть было нельзя.
В архивных документах нет точных сведений о дате открытия Котласской пересыльной тюрьмы, однако нет сомнений, что это событие произошло не позднее лета-осени 1909 года. Об этом, в частности, говорит тот факт, что с мая большую часть арестантов этапировали не через Сольвычегодск, а отправляли из Котласа непосредственно в Яренск и Усть-Сысольск на баржах-тихвинках. А в ожидании их этапируемые, конечно же, содержались в каких-то помещениях, скорее всего, в наспех сколоченных дощатых бараках. Наверняка в одном из них провел несколько дней в период ледостава вторично конвоируемый к месту ссылки Сталин.
Как знать, вполне возможно, что этого барак сохранился до 20-30-х годов, и не исключено, что в нем мог оказаться сам автор идеи создания Котласской пересылки - бывший полицейский исправник Цивилев.
Статья была опубликована в газете "Правда Севера" 18.03.1999 г.