70 лет тому назад — 13 марта 1940 года — завершилась финская кампания, в которой погибли не менее тысячи жителей нашей области. Как сообщал «Северный рабочий», для сохранения памяти о них к 65-летию Победы будет создана книга «Герои зимней войны». Среди перечисленных в ней будет и мой дядя Михаил Васильевич Лощилов.
Михаил
Васильевич
Лощилов
Его к числу первостроителей Северодвинска отнести, конечно, нельзя. Но и считать совершенно не причастным к появлению завода и города было бы неверно, ибо в навигации 1938 и 1939 годов он работал на земснарядах и рефулерах «Севморднобазы», занимавшихся наряду с аналогичными судами строительства завода дноуглублением Никольского рукава и акватории будущего предприятия, намывкой песка под цеха, дороги и первые кварталы нового города. Поэтому, полагаю, есть основания рассказать о его судьбе на страницах «Северного рабочего».
Родился будущий участник «незнаменитой» войны 20 октября 1918 года, то есть в разгар войны, несравнимо более известной — гражданской. Причем появился на свет в дни, когда его мать Мария Леонтьевна (до замужества Рухлова) еще не оправилась от страшных утрат: завезенная интервентами в Архангельск эпидемия «испанки» унесла жизни двоих сыновей — шестилетнего Александра и восьмилетнего Павла. Но этими утратами горести военного лихолетья не закончились. Вскоре мать и сын были лишены и без того скудного, выдававшегося по карточкам месячного пайка: 10 фунтов муки на ребенка, 15 фунтов на взрослого, по два фунта овса, одному фунту селедки и четверти фунта чая. Оказались же они «лишенцами» по простой причине: муж и отец, Василий Павлович, был по другую сторону линии фронта — в Красной Армии. Выжить в таких условиях и дождаться изгнания белых помогли делившиеся последним соседи-соломбальцы.
В школе Миша учился хорошо, да и к его поведению претензий не было. Правда, однажды учительница все же вызвала мать в школу. Но не для того, чтобы отчитать за проступок, а чтобы вместе над ним посмеяться. Дело в том, что на уроке рисования, добросовестно выполняя задание — нарисовать своих родителей, первоклассник изобразил их такими, как видел в бане: со свойственными женщине и мужчине анатомическими отличиями. Дабы учительница сразу поняла кто есть кто.
На переднем плане - Миша Лощилов - ученик 3-го класса.
Фото 1929 года
После пятого класса Миша, несмотря на уговоры учителей, пошел работать, ибо отец уже был на пенсии по инвалидности, а в семье подрастали еще трое детей. Сначала устроился учеником слесаря на судоремонтный завод, но затем потянуло море. Причем не остановила даже предложенная для начала тяжелая и грязная работа кочегаром. Отходив несколько навигаций на судах морского пароходства, Михаил перешел работать в созданную в Мурманске «Севморднобазу», занимавшуюся дноуглублением северных портов.
Повестка из Соломбальского райвоенкомата пришла в первых числах ноября 1939 года, когда Михаил был дома в отпуске. Медкомиссия, сборы и проводы были недолгими, и 12 ноября он и другие новобранцы-северяне отбыли по железной дороге. В первом письме, пришедшем из Горького, где шли формирование дивизии и обучение молодых бойцов, Михаил, в частности, писал: «В часть мы приехали 17 числа и сейчас уже разбиты по подразделениям и получили форму, вместо сапог дали ботинки с обмотками. Ехали мы весело, от Вологды эшелоном, а до Вологды в пассажирских вагонах. В город не отпускают. Но когда мы ходили в баню, дак город понравился — здесь много трамвайных путей и больших домов».
А в следующем, посланном 7 января 1940 года из Горького, говорилось: «Нас хотят переводить в другой город, но пока неизвестно в какой. И писем больше в свой почтовый ящик не принимают, поэтому приходится идти в город опускать. Я потому не пишу обратный адрес, что могут задержать письмо и не пропустить. Писем пока не пишите, я напишу с нового места».
21 января Михаил наконец дал понять, куда их переводят: «Я вам сообщаю, что нахожусь в дороге, уже подъезжаем к Ленинграду, а долго ли проедем, пока неизвестно. Едем эшелоном в товарных вагонах, из Горького выехали 17 января ночью. Получили все теплое обмундирование: валенки, фуфайки, зимние шапки и каски. Я получил ручной пулемет».
В последнем письме, датированном 2 февраля 1940 года, он писал: «Здравствуйте, дорогие мои родные. Низко кланяюсь и желаю всего хорошего, главное, здоровья. Я жив и здоров, но только сильный кашель, наверно, простудился при переходе. Я вам хочу сообщить, что нахожусь в Финляндии в действующей армии. В переходе мне достается тяжеловато, на пальцах ног появились пузырьки вроде мозолей. Мы прошли много деревень и нигде не видели ни одного финна, все уведены белофиннами. Много деревень сожжено, только торчат одни печки и трубы. На улице валяются домашние вещи, к которым присоединены мины, только прикоснись руками — и они взорвутся. Пока до свидания. Ваш сын и брат».
Минуло еще несколько недель, и родители получили печальную весть. Командир девятой роты 55-го стрелкового полка Кирсанов сообщил: «Ваш сын Лощилов Михаил Васильевич погиб 11 февраля 1940 года при наступлении на дер. Пейккола на озере Кирккоярви». Страшное горе, обрушившееся на семью, конечно, не смогли облегчить заключительные строки похоронки: «Сын ваш был в числе лучших сынов нашей Советской Родины, храбро защищавших свободу и независимость нашего народа».
Как удалось выяснить, день, когда погиб дядя, был днем начала наступления на Карельском перешейке, в ходе которого части Красной Армии в ожесточенных боях прорвали главную полосу «линии Маннергейма». А затем, развивая натиск, разгромили основные силы финской Карельской армии и 12 марта вошли в Выборг. Что вынудило финское руководство обратиться с просьбой о мире и согласиться с выдвинутыми советской стороной требованиями. В итоге граница была отодвинута от Ленинграда почти на сто километров, и к СССР отошла территория Карельского перешейка, которую еще до начала конфликта Советское правительство предлагало обменять на вдвое большую.
Этот факт говорит о том, что понесенные жертвы назвать напрасными нельзя, так как легко представить, какой бы была судьба Ленинграда и ленинградцев, если бы граница оставалась в 32 километрах от города. Ибо в любом случае (была бы «зимняя» кампания или нет) Финляндия стала бы союзницей фашистской Германии в войне с СССР. Поэтому слова похоронки о сыновьях, «храбро защищавших свободу и независимость нашего народа», оказались провидчески точными, потому что погибшие в той «незнаменитой» войне по сути оказались первыми героями еще не начавшейся Великой Отечественной. Так как ценой своих жизней фактически спасли от гибели и плена в первые ее дни сотни тысяч ленинградцев.
Несомненно, этот вывод обуславливает и другой: к погибшим в советско-финской войне необходимо относиться так же, как к героям Великой Отечественной, точно так же помнить о них, сохранять воинские захоронения. Именно поэтому я давно пытаюсь установить место захоронения дяди. Но все запросы пока оказались безрезультатными. Не помог и Интернет: хотя из соответствующих сайтов и удалось узнать о наличии большого числа захоронений (как на ленинградских кладбищах, так и на перешейке в братских могилах), но в списках погребенных он или не значится, или эти могилы являются безымянными. Сумел лишь узнать, что некоторые из них находятся вблизи озера Правдинского (бывшего Кирккоярви).
Безусловно, тогдашнему руководству страны можно было бы выставить претензии за просчеты, неподготовленность армии, излишние потери. Но эмоции, вызванные пониманием этого, оказались ничтожными по сравнению с тем чувством горечи, которое овладело мной при знакомстве с одним из сайтов. В нем сообщалось об уничтожении ряда захоронений красноармейцев, но не «черными» копателями, а в интересах внешне приличных людей. Дело в том, что с недавних пор на Карельском перешейке развернулось строительство особняков для богатых и сильных мира сего. Которым, конечно, разрешено все, даже снос мешающих им захоронений. Так, на берегах упомянутого озера возводится коттеджный поселок Правдинский. Поэтому в горле стоит комок, когда сознаешь, что после «праведных» дел нувориши будут отдыхать на останках моего дяди и его товарищей. И что это надругательство над их памятью будет происходить (а кое-где уже происходит) с попустительства нынешних властей, не устающих выпячивать свою показную набожность, говорить о духовности, произносить в год 65-летия Победы красивые слова о патриотизме.
В заключение остается сказать, что в память о дяде остались фотографии, его письма и им, не лишенным творческой жилки человеком, не завершенная работа — вырубленный из листа меди профиль коня.
Видимо, этот образ рвущейся вперед фигуры и одновременно его незавершенность вполне могут символизировать поколение спешивших созидать и творить, но не успевших даже пожить и полюбить; поколение, воспитанное в духе не показного, а истинного патриотизма, и потому в 1939—1945 годах самоотверженно отдавшего свои жизни при защите нашей Советской Родины.
Статья была опубликована в газете "Северный рабочий" 29.09.2010 г.
Дополнение к статье - смотри