Лишь крайне редкое для XIX века сочувственное отношение к солдатам архангельского коменданта помогло беглецу избежать жестокой расправы
Участившиеся в последние месяцы случаи массового дезертирства и побегов военнослужащих, как правило, являющиеся следствием неуставных отношений, побудили меня обратиться к истории русской армии и выяснить, происходило ли нечто подобное в прошлом. В этой связи замечу, что первые упоминания о массовых побегах со службы относятся ко времени правления Петра I, который, как известно, не считаясь с людскими потерями, фактически постоянно вел кровопролитные войны.
Нельзя не отметить и период, наступивший после Отечественной войны 1812 года, когда в армии вновь, как и при Павле I, насаждались палочная дисциплина и бессмысленная муштра. Сообщая о том времени, военный историк А. Керсновский писал: "Было повелено увольнять вчистую по выслуге 25 лет лишь тех солдат, что ни разу не были штрафованы. Штрафованные должны были тянуть свою лямку бессрочно. Штрафовали за всякий пустяк, иногда за недостаточно развернутый носок. Мера эта повлекла за собой безысходное отчаяние и имела неслыханное в благочестивой русской армии последствие - появление самоубийств, неизвестных в суворовские и даже суровые петровские времена, но ставших в тяжелый 15-летний промежуток с 1816 по 1831 год обычным явлением. Огромных размеров приняло дезертирство. Солдаты дезертировали в Галицию, Буковину, к староверам, в пустующую еще Новороссию, в Молдавию..."
Понятно, что государство уголовно преследовало дезертиров. Так, при Петре I и его преемниках на престоле пойманных солдат пороли кнутами, рвали ноздри и ссылали на каторгу в Сибирь. Несколько позже и вплоть до 1863 года самовольно оставивших службу секли шпицрутенами (длинными древесными прутьями), прогоняя их сквозь строй. В случае повторного побега дезертира также проводили между шеренгами секущих, но уже не один раз, причем число нанесенных ударов могло доходить до обычно смертельной нормы - 3 тысяч. А все же выживших после этой экзекуции клеймили и отправляли на каторжные работы.
Сквозь строй: наказание шпицрутенами в русской армии
Однако наказание шпицрутенами применялось не только к дезертирам. Ими в упомянутый период секли нижних чинов как за малейшее нарушение, так и для устрашения и "поучения". При этом согласно воинским артикулам (законам) самим мягким наказанием были 5 ударов шпицрутеном. Что же касалось на деле излюбленных, но непрописанных в уставах "средств воспитания" - зуботычин, мордобития и прочих издевательств над солдатами, то ими на свой вкус и выбор, в меру сострадания или, наоборот, бессердечия пользовались практически все начальники. Причем начиная с только что вышедших из солдатской среды фельдфебелей.
Так случилось, что одним из тех, кто именно благодаря фельдфебелю испытал на себе все "прелести" неуставных отношений того времени, оказался наш земляк, который, их не выдержав и бежав, затем в отличие от сослуживцев поступил весьма нестандартно. Если бежавшие вместе с ним стремились как можно дальше скрыться от воинского начальства, то он решил действовать иначе. И как раз поэтому его имя попало в документы, которые и по сей день хранятся в областном архиве. А они, в свою очередь, помогли узнать как о самом побеге, так о том, что ему предшествовало.
18 июня 1827 года к военному коменданту Архангельска полковнику Федору Карловичу Шульцу явился 37-летний солдат Касьян Колесов и доложил, что месяц назад - 13 мая - он самовольно покинул дислоцированный в городе Клин Московской губернии "пехотный бывший Угличский, ныне генерал-фельдмаршала графа фон дер-Остен-Сакена полк". Сообщив, что он уроженец Шенкурского уезда, забранный в рекруты в 1813 году, Колесов рассказал о незаслуженных обидах - в общей сложности почти тысяче ударов шпицрутенами, мордобое и других "претеснениях, чинимых начальниками, а более всего фельдфебелем Вахрушевым". В доказательство он продемонстрировал следы шпицрутенов на спине, уродливо изогнутые после переломов пальцы, шрамы на лице и отсутствие выбитых во время "поучений" зубов.
Понимая, что подобные издевательства над ним могут продолжаться бесконечно долго, наш земляк решился на крайне редкий по той поре поступок - с помощью побега попытаться переменить место службы. Именно для этого он, пробираясь лесными тропами, вернулся туда, откуда 14 лет назад его отправляли в армию - в Архангельск, - и, представ перед местным комендантом, попросил перевести для продолжения службы в любой другой полк.
Несомненно, Колесов сознавал, что бежав, он совершил наказуемый и причем весьма жестоко поступок. Но он, видимо, решил, стерпеть наказание единожды и на родине, чем растягивать подобное "удовольствие" на чужбине еще по крайней мере в течение 11 лет.
Выслушав солдата, комендант Шульц поверил ему. И это неудивительно, так как 65-летний полковник много чего повидал на своем веку. Он, боевой офицер - участник русско-шведской войны, непонаслышке знал о тяготах солдатской службы и поэтому, будучи на протяжении 22 лет (1798-1820 гг.) командиром Архангельского гарнизонного полка, старался лишний раз и тем более без повода не наказывать подчиненных. Однако в данном случае, даже не сомневаясь в правдивости солдатских слов, Шульц был вынужден поступить по закону, то есть определить меру наказания за побег. И он ее назначил, но, конечно, минимально возможную - 500 ударов шпицрутенами.
Затем коменданту предстояло известить о факте дезертирства военного губернатора генерал-майора Степана Миницкого. Но прежде чем это сделать, он направил запрос в Клин на имя командира полка полковника Дитмара. Как и следовало ожидать, в полученном вскоре ответе Колесов предвзято характеризовался как самый недисциплинированный солдат, пьяница, картежник и инициатор массового побега. Кроме того, полковник утверждал, что солдат дезертировал по причине "развратного поведения, а не из-за притеснений фельдфебеля Вахрушева". В заключение Дитмар потребовал "не назначать Колесову другого рода службы и выслать ко мне под караулом".
Думаю, нетрудно представить, что пришлось бы испытывать беглецу, если бы это требование удовлетворили. Безусловно, и комендант Шульц знал, что того ждет неминуемая и жесточайшая расправа. Наверняка как раз поэтому он и не проявил желания вернуть Колесова в "родной" полк. Но отказать Дитмару комендант мог только в случае согласия на то военного губернатора.
Ознакомившись с соответствующим рапортом, губернатор Миницкий не стал возражать: "Учинить по Вашему мнению". А мнение, точнее, приказ Шульца был таков: "Солдата Касьяна Петрова сына Колесова послать в пехотную дивизию в город Псков". Из сохранившихся до наших дней документов видно, что этот приказ был выполнен - в конце сентября Колесов отправился из Архангельска к новому месту службы. Что же каса-ется вынесенного наказания, то сведения о том, что его привели в испол-нение, отсутствуют. Поэтому вполне можно предположить, что комендант все-таки пожалел необычного дезертира. Как никак, а простить было за что - он ведь явился добровольно.
В этой связи необходимо отметить, что крайне редкое по тем временам сочувственное отношение Федора Карловича Шульца к нижним чинам было вознаграждено долгими годами жизни, вследствие чего он прослужил на своем посту еще 16 лет - вплоть до достижения 81-летнего возраста. Этот факт можно прокомментировать только известными словами поэта: его пример - другим наука...
Михаил ЛОЩИЛОВ
P. S. Недавно мне встретилось еще одно свидетельство о том, что неуставные воинские отношения или попросту дедовщина были привычным явлением в дореволюционной русской армии. Вот что о нем в августе 1910 года сообщала газета "Архангельск":
"27-го июля в С.-Петербургском военно-окружном суде слушалось дело по обвинению ефрейтора 96-го пехотного Омского полка в Архангельске Журавкина в нанесении побоев молодому солдату Петрову. Обстоятельства дела таковы. Ефрейтор 22 февраля на утреннем смотре заметил, что у некоторых молодых солдат пуговицы не вычищены. В наказание он заставил провинившихся бегать на месте, причем особенно строго отнесся к Петрову. - Не могу больше! Прошу донести начальству!
- Что? Меня ослушаться? - закричал ефрейтор и принялся наносить удары по лицу и шее, а затем пнул сапогом".
Далее репортер газеты, присутствовавший на суде, писал, что "избиение молодых солдат в 6-й роте полка, как выяснилось, было обычным явлением. Свидетели это подтвердили, причем некоторые добавили, что Журавкин имел привычку отбирать у молодых солдат деньги, которые отдавал ротному командиру. Что же касается командира роты капитана Белицкого, то он признался только в следующем: "Внушал, что против неповинующихся может быть употреблена сила".
Статья была опубликована в газете "Правда Севера" 23.01.2003 г.