Из воспоминаний участников и очевидцев событий гражданской войны на Севере
Недавние празднества, посвященные 450-летию русско-британских отношений, совершенно затмили другую, также связанную с прибытием англичан дату - 85-летие начала интервенции и гражданской войны на Севере. Ведь именно 2 августа 1918 года в Архангельске высадились так называемые "союзники", поспешившие на помощь местной контрреволюции.
Впрочем, об этом и так сказано уже немало. Однако суждения историков вряд ли могут подвергнуть сомнению ценность воспоминаний участников и очевидцев тех событий. И хотя эти воспоминания порой имеют известный идеологический налет, они тем не менее шире и с неожиданных точек позволяют взглянуть как на переворот 2 августа, так и на происшедшее позже.
Ценность этих воспоминаний обусловлена и тем, что они, в разные годы присланные в редакцию "Правды Севера", еще не были опубликованы. Как правило, вследствие обилия материалов по данной теме. Но труд авторов нельзя считать напрасным - их рукописи были отправлены на хранение в областной архив, где и дожидаются своего часа.
Одним из тех, кто в 1958 году прислал воспоминания, был Виктор Петрович Чуев - подпольщик, а затем узник каторжной тюрьмы в Иоканьге. Рассказывая о событиях лета 1918-го, он писал:
"В 20-х числах июля по городу пополз слух: "Союзники Архангельск скоро возьмут..." Боясь попасть в сферу военных действий, многие бросились бежать. По улицам к реке потянулись люди с коробами, мешками, корзинами. Среди отъезжавших буржуазии не было - она, видимо, знала о скором перевороте. Уезжали в основном рабочие и служащие.
Но время шло, а "союзники" не появлялись. Кое-кто из бежавших стал возвращаться. Постепенно все успокоилось, затихло. Но это было затишье перед бурей.
От своего квартирного хозяина Хруцкого С. И. я узнал, что буржуазия готовится к перевороту - на днях на пароходе, идущем в Кемь (где уже были интервенты), отправляется делегат с приглашением занять Архангельск. Я тотчас обратился в ЧК, но она проморгала. Поэтому интервенты все же получили формальное приглашение.
Вечером 31 июля на Поморской пристани шла посадка на пароход красноармейцев. У пристани и на набережной толпились любопытные. Носился слух, что солдат через Обозерскую хотят перебросить в Онегу, дабы преградить путь "союзникам" на Архангельск. А о возможной сдаче города еще и не думали, так как в нем оставались значительные силы: флотский полуэкипаж - в Соломбале, на рейде - суда-тральщики, в Маймаксе - вооруженные рабочие...
Утром 2 августа я шел по Троицкому проспекту. Все было спокойно. Около Лютеранской (К. Маркса) улицы встретил меньшевика Ломова. Пошли вместе. На углу Соборной и Троицкого мы увидели, что из почтово-телеграфной конторы вышли пятеро вооруженных людей: впереди - интеллигент в очках, кожаной куртке и с наганом, остальные - с винтовками. На перекрестке дремал милиционер. К нему подбежал тот человек в кожанке и направил наган. Милиционер не сопротивлялся. Я спросил Ломова:
- Что это значит?
- Если это делает интеллигенция, то честь и хвала ей!
В этот момент к нам подошел т. Прокашев - председатель профсоюза строительных рабочих. Я оставил Ломова и пошел с ним, делясь впечатлениями. Около Поморской мимо нас промчались два всадника кавказского типа с револьверами в обеих руках. Я выразил беспокойство, но Прокашев стал уверять, что это свои. Но всадники нагнали двух красноармейцев и приказали: "Бросайте винтовки!"
Сомнений больше не было: в городе переворот. Мы пошли дальше. У "Троицкой" гостиницы нас встретил секретарь профсоюза Ваганов. Он сообщил, что Архангельск в руках белых.
- Что делать? - подумал каждый из нас. Решили идти в профсоюз. А там эсер Витязев уже радостно потирал руки: "Ну и хорошо! Я так и знал. Нам бояться нечего. Я был у Вячеславова - он вошел в состав нового правительства. Он уверяет, что все свободы будут сохранены...".
А на улицах города уже было расклеено воззвание Верховного управления Северной области, в котором сообщалось, что власть большевиков свергнута. Каждый абзац воззвания начинался пышной фразой: "Во имя спасения Родины и завоеваний Революции...".
На перекрестке Воскресенской и Псковского проспекта белые организовали пункт раздачи оружия. Машины одна за другой подвозили ящики с винтовками и патронами. Домовладельцы, торговцы, извозчики, гимназисты - все бросились за винтовками, не умея с ними даже обращаться. И тут же шли арестовывать кого попало. Достаточно было кому-нибудь указать: "Вот идет большевик!", как того хватали и тащили в тюрьму.
На углу Троицкого и Свободы установили пулемет - опасались подхода матросов из Соломбалы и маймаксанских рабочих. А на набережную белые выкатили орудия, огнем которых потопили тральщик N 15 - его экипаж отказался сдаться.
Тем временем меньшевик Наволочный, председатель губпрофсовета, вывесил на балконе красный флаг. Белые тотчас его сорвали. Наволочный запротестовал, ссылаясь на объявление Верховного управления о неприкосновенности профсоюзов. Тогда инженер Деребизов, бывший во главе отряда белых, ударил того по лицу...
Часа в четыре на Соборной пристани шла встреча интервентов, пришедших на нескольких судах. Празднично одетая архангельская буржуазия осыпала их цветами. Гремела музыка, произносились клятвенные речи. Интервенты промаршировали по Троицкому к зданию губисполкома. А там торжествующая толпа с ярой ненавистью топтала сорванную со здания вывеску. Вечером же в кафе "Париж" столы ломились от яств, рекой лилось вино, звучали тосты за могучую Англию, великую Америку, прекрасную Францию. Буржуазия ликовала, рабочие окраины молчали..."
Дополнить процитированное могут воспоминания Федора Зиновьевича Столбова - он в марте 1918-го, будучи маймаксанским рабочим, добровольно вступил в дружину Красной гвардии. Летом того же года Столбов сопровождал речные караваны, которые доставляли в Котлас из Архангельска скопившиеся в последнем запасы вооружений и боеприпасов. Как раз при возвращении его и застала весть о захвате Архангельска:
"...Подходя к Усть-Пинеге, наш пассажирский пароход "Ретвизан" встретил флотилию, идущую вверх по Двине, а на пристани мы узнали, что в город пришли интервенты, что набережную и Троицкий заняли белые и что между ними и красноармейцами идут тяжелые бои. Мы коротко посовещались и решили, что нашей группе из 20 вооруженных человек удирать обратно - позор. Поэтому приказали капитану парохода идти до 9-й версты (ныне 2-й лесозавод), откуда бы мы лесом и болотами пробрались в город и примкнули к своим. Но капитан категорически отказался. Тогда пришлось скомандовать оставить рубку. И лишь после этого он согласился.
Однако около 9-й версты нас встретил буксир "Яков", вооруженный пулеметом, трехдюймовой пушкой и с белыми на борту. "Яков" дал по нам пулеметную очередь, а затем последовала угроза: "Если в ответ выстрелите, то пароход пойдет ко дну". Пассажиры, особенно женщины с детьми, подняли панику, которую не удалось унять. Да мы и сами понимали, что если будем сопротивляться, то подвергнем их жизнь опасности.
Буксир довел пароход до Архангельска, оружие отобрали, нас вывели на пристань и с пинками и зуботычинами доставили в тюрьму. А там царил невообразимый кошмар: во дворе валялись расстрелянные красноармейцы и вольные граждане; по окнам стреляли охранники, а из них махали красными платками арестанты. Это был вечер первого дня переворота.
Вскоре к нам, построенным в две шеренги, вышел правительственный комиссар Старцев - с усмешкой и издевкой бросил несколько фраз. А узнав, что мы рабочие с лесозаводов, сказал: "Рабочие нам нужны. Но помните: ваша власть кончилась. Теперь ваш удел - или работа, или смерть. Так что идите и работайте..."
С лесозавода Альциус (ныне 23-й) нас было трое: я, Константин Цыварев и Алексей Типисев. Все мы пошли на завод, чтобы поскорее прибрать винтовки. Когда же пришли, то оказалось, территорию охраняют заводские белогвардейцы. Правда, часть винтовок наши товарищи по дружине все же успели спрятать в лесу.
Не пробыл я дома и двух часов, как он был окружен белыми, посланными в Маймаксу для поиска рабочих-большевиков. После обыска меня вновь арестовали и вместе с другими на специальном пароходе отправили в город.
Так мы снова с Цываревым и Типисевым оказались в тюрьме, точнее, в камере площадью 25 квадратных метров, где было не менее ста человек. Грязь ужасная, спали сидя - кто где мог. Кормили хуже свиней. Не было недели, чтобы из камеры не выносили покойника. В таких условиях мы пробыли два месяца.
Однако благодаря брату Типисева - Прокопию, который работал на нашем заводе приказчиком биржи, мы все же вышли на свободу. Прокопий уговорил управляющего заводом Котцова Е. И. помочь нам, и тот написал бумагу, в которой сообщил, что без этих "крайне нужных рабочих" (то есть нас) работа на заводе вот-вот встанет. Но когда мы пришли на завод, Котцов приказал сразу же очистить территорию завода и поселка - дескать, не желаю из-за вас попасть на нары, и так рисковал...
В тот же день я тайно покинул Архангельск и пешком отправился на родину - в Шенкурский уезд, где вскоре вступил в отряд красных партизан..."
Если вышеприведенные рассказы принадлежат тем, кто в гражданскую войну был уже в зрелом возрасте, то следующие воспоминания написаны на основе впечатлений, запавших в сознание еще в юные годы. Их автором был житель Обозерской Н. Нечаев, детство которого прошло в деревне Малые Озерки. Именно в ней интервенты по случаю изгнания большевиков и устроили весьма своеобразный праздник:
"На пожню у озера с оркестром пришли англичане, американцы и итальянцы. Они разместились на специально приготовленных скамьях. В стороне - у заболоченного ивняка - толпились мужики и бабы, а мы, ребятишки, шныряли всюду.
Праздник начался с "веселого" аттракциона - на площадке, усыпанной черноземом, установили два столба. Натянули бичеву, к ней подвесили вымазанные вареньем белые булочки. Офицер объявил условия состязания: "Кто сорвет зубами булочку, тот получит приз - шоколадку и пять пачек галет".
Голодная детвора ринулась на площадку. Нам связали руки за спиной и построили в ряд. Перед каждым висела ароматная приманка. Англичанин ударил тростью по бичеве и булочки "заплясали" перед глазами. Они были посажены на железные крюки и их было трудно ухватить зубами. Мы подпрыгивали, падали, катались под ногами товарищей, с трудом вставали. Вскоре мы превратились в черные грязные комки. И совсем не обращали внимания на улюлюкание и неистово громкий и издевательский хохот интервентов.
Наконец, мне удалось сорвать булочку. Казалось, я выиграл приз. Но вдруг резкая боль обожгла меня - это офицерская трость прошлась по испачканному вареньем лицу и рассекла бровь. Очевидно, так быстро кончать дикую забаву не входило в планы интервентов.
И еще мне запомнилось: необычная тишина, растерянные и злые лица офицеров. Скоро выяснилось, что французы отказались воевать, а русские - их усмирять. Тогда французские казармы окружили американцы. Но бунтовщики в ответ выкатили пулеметы. Мы, деревенские, чтобы не попасть под пули, попрятались в погреба.
К вечеру все успокоились. Американцы ушли, а французы вышли и построились. Грянула "Марсельеза" и они двинулись на станцию Обозерская. Французы были приветливы - по пути нам, ребятишкам, раздавали шоколад, галеты, консервы..."
Подборка воспоминаний, думаю, не будет целостной, если ее не дополнить рассказом о бегстве белых из Архангельска. Именно об этом написал Афанасий Никифорович Белоусов, который состоял в охране порта Экономия:
"Утром 19 февраля 1920 года нам сообщили, что правительство Миллера бежит на ледоколе "Минин" и что его необходимо задержать. Вскоре на самом деле показались ледокол и яхта "Ярославна". А у причальной стенки стоял ледокол "Канада". Когда "Минин" поравнялся с Экономией, то остановился и подал сигнал: "Следуй за мной".
Нас было лишь четверо. Поэтому мы решили: "Задержим хотя бы "Канаду". Мы закричали: "Не отходить! Стрелять будем!" После нескольких выстрелов с верхнего мостика выглянул капитан. Я взял его на прицел. К этому времени ледокол отошел уже метров на 20. С его послышались голоса матросов: "Ребята, не стреляйте, мы не пойдем". Затем "Канада", дав назад, вернулась к стенке.
И только тогда мы заметили, что с другого борта на лед уже спустились пассажиры - в основном офицеры с женами. Очевидно, они тайно сели на ледокол еще ночью. Теперь же они гуськом потянулись к "Минину". А тот, приняв на борт пассажиров и сделав несколько выстрелов по стоящим у стенки судам и по железной дороге, вместе с яхтой полным ходом пошел к морю.
Вскоре прибыли из Соломбалы матросы и рабочие. Они на ледоколе "Канада" попытались догнать Миллера, но не смогли...".
Приведя ряд воспоминаний, в заключение остается только поблагодарить бывших журналистов "Правды Севера", отправивших неопубликованные рукописи на хранение, и сотрудников Государственного архива Архангельской области, которые сберегли их в целости.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья опубликована в газете "Правда Севера" 21.08.2003 г.
_________________________________________________________