Практически незамеченным остался исполнившийся совсем недавно - 5 мая - 95-летний юбилей газеты "Правда". Можно по-разному относиться к этой газете и к идеологии, проводником которой она была и остается. Однако нельзя отрицать того, что "Правда" является старейшей газетой страны и что на ее страницах отражена история Отечества почти за весь XX век.
Если взять, например, подшивки дореволюционной поры (когда тиражи "Правды" часто арестовывались, а сама газета неоднократно закрывалась властями), то из них можно узнать, как росло и крепло рабочее движение в России, как преследовались наиболее яркие его представители, как жили они в тюрьмах и ссылке.
Коснувшись темы ссылки, не могу не заметить, что "Правда", пожалуй, первой из столичных газет рассказала о политических ссыльных, находившихся в Мезенском уезде. По крайней мере, можно утверждать, что именно она впервые опубликовала письмо ссыльного, пришедшее из далекого северного уезда.
Однако, использовав слово "пришедшее", я вовсе е хотел сказать, что оно пришло по почте. Посылать таким образом политссыльному письма в "Правду" не было смысла - не дошло бы. Оно могло быть передано, как говорится, из рук в руки.
Именно так произошло и с письмом, попавшим в редакцию. И которое вскоре появилось в газете. Это произошло 29 декабря 1912 года, то есть на первом году издания "Правды". А о том, что в письме содержалось, можно узнать из текста публикации.
АРХАНГЕЛЬСКАЯ ГУБ.
Одним из самых "гиблых" мест ссылки в Архангельской губ. является Мезенский у., находящийся под владычеством исправника Лапина, который то и дело рассылает ссыльных из города целыми "пачками" по деревням, а потом перебрасывает из деревни в деревню. Наиболее "опасных", по его словам, он загоняет в отдаленные деревни поодиночке, и за последнее время на этой почве создались тяжелые условия. Вот выдержки из письма одного такого ссыльного.
"...Я живу в новом месте. И на этот раз опять в "одиночку" закатили. Жить одному среди людей "малопонятных" - скверно... Учителя, светила деревни, видят во мне человека, который достоин со стороны населения скверного отношения...
Первое время приходилось питаться одним чаем. А теперь достал кое-что другое. Крупу и все припасы доставал за 40 верст, приходилось совершать "турнэ" пешком.
Условия жизни для ссыльных становятся все хуже и хуже. Репрессии доходят до безобразия. Когда привезли нас из деревни в город (Мезень) для выслушивания распоряжения исправника и для отправки нас по другим деревням, то нас загнали в полицию, оставив вещи в карбасе (морская лодка). Ждать приема нам пришлось очень долго, так как все были в гостях, а дежурный чиновник боялся нас принять. Наконец, часов в 8 вечера стали появляться обитатели полиции, и нас, не выпуская обедать, держали до 10 часов вечера. Казаки были все на лицо в полиции, и малейший вызов с нашей стороны заставил бы их пустить в ход нагайки... Везли нас на отдельной подводе, каждого казак и стражник. По приезде в село казаки жили со мной в одной комнате до приезда урядника..."
В конце письма просьба: "Напишите в газетах о наших мытарствах".
Это естественный крик людей, загнанных далеко к берегам Белого моря. Он может и должен раздаваться, хотя о подобных фактах мы слышим часто и слабо реагируем на них.
Архангельское губернское начальство было раздражено появлением этой публикации. Но не ее содержанием, так как на фоне ему известных вопиющих случаев избиений и издевательств над ссыльными описанные в публикации факты не представлялись чем-то особенным. Раздражало другое - то, что мезенские полицейские власти не перехватили письмо.
Губернское правление сразу же завело особое дело и повелело выяснить, кто написал письмо и как оно попало в столицу. Заодно было поручено на всякий случай - вдруг придет запрос из министерства - проверить достоверность изложенных в корреспонденции фактов.
В этой связи вице-губернатор В. Брячанинов приказал: "Затребовать соответствующие сведения от мезенского исправника Лапина". Но тот с поручением справился лишь частично - назвав ряд имен, только высказал предположение, кто из них мог написать письмо. А о том, как оно покинуло уезд, вообще затруднился ответить. Что же касается фактов, то он, конечно, все отрицал.
Безусловно, вице-губернатора не удовлетворил такой ответ. Однако в нем его устроило то, что, как утверждал проверявший сам себя Лапин, "Факты не подтвердились".
Несмотря на такой итог "проверки", появление в "Правде" письма мезенского политссыльного все же сыграло свою роль - местные полицейские и выделенные им в помощь казаки хотя бы на время стали вести себя сдержаннее с ссыльными. А это значит, что с неоднократно запрещавшейся и постоянно преследуемой газетой власти тем не менее считались и на ее публикации реагировали.