В опубликованной полгода назад статье "Необычный дезертир" ("ПС", 23.01.2003 г.) мне уже приходилось отмечать, что после Отечественной войны 1812 года в русской армии, как и при Павле I, насаждались дисциплина и бессмысленная муштра. Причем все "прелести" возврата к прошлому наряду с привычным рукоприкладством испытывали на себе не только солдаты, но и жители учрежденных Александром I военных поселений. Как взрослые, так и дети.
Если первых из них упражняли муштрой в свободное от крестьянской работы время, то их сыновей, забранных из семей в семилетнем возрасте, обучали этому же в батальонах военных кантонистов. Сообщая о них, историк А. Керсновский, в частности, писал: "Эти батальоны с скоро стали настоящей язвой военных поселений. Обращение с детьми было бесчеловечным, и, чтобы задобрить начальство матери и взрослые сестры кантонистов жертвовали своей женской честью". Даже сам начальник военных поселений граф Аракчеев признавал, что каждый пятый кантонист был болен, а каждый десятый умирал.
БАШИЛОВ Я.С. "КАНТОНИСТ".
http://alfredgriber.narod.ru/photoalbum-2.3.html
http://alfredgriber.narod.ru/photoalbum-2.3.html
Николай I, унаследовавший престол от брата, изменил способ комплектования батальонов - в кантонисты стали определять детей нижних чинов, находившихся на действительной службе. Однако не только их, но и еврейских мальчишек начиная с 12 лет. Причем положение последних было еще более удручающим. Нет, недружелюбия со стороны сверстников они не испытывали - ведь чашу тягот все делили поровну. Их беда заключалась в другом, а именно в религиозных притеснениях.
В этой связи замечу, что не был исключением и Архангельский полубатальон военных кантонистов. Более того, даже "прославился" выработанными в нем методами обращения еврейских подростков в православие. И, конечно, эта дурная слава оставила свой след в архивных документах. Но прежде чем сообщить о их содержании, скажу, что инициатива начала кампании по "выкрещиванию из евреев" (общепринятый термин тех лет), безусловно, принадлежала не местным властям, а самому царю.
И это неудивительно, ибо Николай I пребывал в плену так называемой теории официальной народности, в основе которой лежала формула "Самодержавие, православие, народность". Если первая составляющая формулы (впрочем, как и третья) после расправы над декабристами уже не вызывала беспокойства, то задача введения религиозного единомыслия в России была еще далека от решения. Во-первых, вследствие упорства старообрядцев, во-вторых, из-за наличия многочисленного еврейского населения, вовсе не по своей воле, точнее, после очередной перекройки карты Европы оказавшегося в пределах империи.
Если ужесточение преследования старообрядцев - вплоть до уголовного - по привычке велось гласно, то политика по отношению к исповедующим свою религию новым подданным регулировалась документами под грифом "Секретно". Кроме того, сознавая, что с ходу задачу не решить, правительство пошло на изощренный шаг - на планомерное изъятие из еврейской среды подростков с последующим обращением их в православие. А чтобы придать изъятию видимость законности, Николай I в 1827 году исключительно для еврейского населения снизил нижнюю планку призывного возраста до 12 лет.
Полагаю, эту меру вполне можно назвать репрессивной. А как иначе квалифицировать тот факт, что 12-13-летние мальчишки насильно и многие почти навсегда (5-6 лет в кантонистах плюс 20 в армии или флоте) изымались у родителей и шли этапами под конвоем за тысячи верст в далекие сибирские, уральские и северные города. И при этом без малейшей надежды увидеться с матерями и отцами, которые не имели права пересечь черту оседлости, то есть находиться за пределами западных губерний империи.
Именно так - этапами - были пригнаны в 1849-1850 годах в Архангельск 539 еврейских подростков, призванных по очередному рекрутскому набору. Впрочем, часть их была переведена в другие места. Но где бы они не служили, всех ждало одинаковое испытание, ставшее следствием секретного царского указа: "Приступить к обращению в Христианство состоящих в заведениях военных кантонистов иудейского исповедания чрез надежных священников..."
Правда, в указе имелось пояснение, что делать это следует "со всевозможной осторожностью и кротостью". Видимо, эти слова несколько сдержали исполнительский пыл батальонных командиров. Поэтому сводки не радовали. Причем настолько, что император регулярно оставлял на них следующие резолюции: "Очень мало", "Весьма неуспешно". Наконец, 14 ноября 1853 года Николай I начертал: "Очень мало, обратить на это более внимания..."
Царская резолюция, размноженная и разосланная по губерниям, обросшая недвусмысленными намеками военного министерства, конечно же, развязала руки батальонному начальству - об "осторожности и кротости" на время можно было забыть.
Второе (после церкви) слева двухэтажное каменное здание - корпус, где
размещался Архангельский полубатальон военных кантонистов
Понятно, что подобное указание пришло и командиру Архангельского полубатальона подполковнику Дьяконову, в связи с чем вскоре было крещено большинство кантонистов. А о том, как крещение проходило, сообщу вслед за тем, как ознакомлю со скандальными последствиями этого, с позволения сказать, массового мероприятия, проведенного в армейском приказном порядке.
Именно со скандальными, так как в конце 1855 года архангельский военный губернатор Хрущов получил из столицы известие: "92 кантониста Архангельского полубатальона, поступившие на службу в учебные морские экипажи, объявили, что крещены против желания по принуждению начальства полубатальона и желают впредь исполнять обряды богослужения по-прежнему еврейскому закону..."
Архангельский военный губернатор
адмирал Степан Петрович Хрущов
Хрущов ответил категорично: "Жалоба их совершенно необоснованна". Но на этом скандал не завершился, ибо в дополнение к 92-м еще 16 бывших кантонистов отреклись от православия. Об этом, безусловно, доложили царю (уже Александру II), который учредил следственную комиссию во главе с морским министром бароном Врангелем.
Комиссия установила, что юные рекруты "еще при следовании в Архангельск, услышав, что в полубатальоне отбирают книги и предметы еврейского закона, зарывали оные в землю, не доходя до Архангельска, и потом, следуя на службу в Санкт-Петербург, брали их; сверх того, объяснили, что приняли православную веру по принуждению".
Однако эти доводы не облегчили участь подследственных, так как ряд их был отдан под суд. Правда, комиссия все же констатировала, что "в Архангельском полубатальоне по обращению в православие применялись не одни только кроткие меры..."
А о том, что именно применялось, можно узнать из показаний других кантонистов, которые в количестве 41 человека в августе 1856 года отреклись от православия по пути на службу в 6-й армейский корпус. Узнав об этом, военное министерство вновь предложило Хрущову разобраться, "действительно ли кантонисты были выкрещены против желания".
Знакомство с материалами расследования позволяет сделать лишь один вывод - оно велось с целью доказать неправоту кантонистов. Поэтому совершенно не брались во внимание утверждения о том, что для склонения к принятию православия на них оказывалось грубое физическое воздействие. Так, например, Филипп Гарфунгель и Игнат Шер показали, что накануне находились в лазарете, куда попали после нанесенных фельдфебелем Алексеевым побоев. В день же совершения обряда "первый с подбитым глазом, а второй с головной и грудной болезнью" были насильно доставлены в храм. А там их и других, конечно же, строем приведенных кантонистов священнику Петру Кремлеву помогал крестить унтер-офицер Ухин, опять же насильно погружавший в купель упиравшихся еврейских подростков.
Еще более некрасивая картина открылась, когда кантонисты заявили, что при обряде отсутствовали восприемники, то есть крестные. При сверке их списка выяснилось, что многие к тому времени либо умерли, либо уехали, либо вышли в отставку. А вот "крестные" Андрея Абрамовича и Николая Островского - мещанин Звягин и крестьянин Корельский - были несказанно удивлены, что они в церковных книгах записаны таковыми.
Однако, как и следовало ожидать, перевесили не эти факты, а утверждения лиц командного и унтер-офицерского состава. Вместе с приписанным к полубатальону священником Кремлевым они в один голос показали, что кантонисты крестились по собственному желанию и чуть ли не упрашивали командиров рот совершить обряд как можно скорее. Все это позволило Хрущову 17 июня 1857 года рапортовал в столицу: "Жалобы не подтвердились".
А несколько позже - 4 сентября - из Тамбова от командира 6-го армейского корпуса на имя архангельского губернатора пришло извещение, что 41 рядовой из числа кантонистов распределен по полкам и что он "предписал начальнику 16-й пехотной дивизии вменить полковым священникам в обязанность употребить все зависящие от них меры к добровольному обращению оных рядовых вновь в Православие". Да, именно так извещал генерал, парадоксальным на первый взгляд образом сочетая слово "добровольный" с приказными по тону и по-армейски не терпящими возражений фразами: предписал, вменить в обязанность, употребить меры...
В заключение остается лишь сказать, что обо всех этих неприглядных фактах, вероятно, можно было бы и умолчать. Однако уж очень много в последнее время тратится розовых красок для приукрашивания дореволюционного прошлого. А между тем, многочисленные архивные документы той поры убедительно свидетельствуют, что история царской России являлась историей насилия государства над человеком, в том числе и религиозного. И об этом, полагаю, надо было напомнить именно в наши дни, когда ищущие национальную идею находят в тени царского двуглавого символа, мобилизованного из прошлого и вновь нам свыше дарованного, некое осовремененное подобие вышеупомянутой формулы.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья была опубликована в газете "Правда Севера" 24.07.2003 г.
Дополняя сказанное в статье, замечу, что приведенные факты взяты из хранящихся в Государственном архиве Архангельской области документов (дела фонда архангельского военного губернатора). В этих делах есть списки еврейских подростоков, призванных по рекрутским наборам в Архангельск. Так, например, в марте 1851 года в полубатальон был зачислен 21 человек, прибывших из Курляндии (города: Либава, Якобштадт, Митава, Газенпот, Гольтинген, Бауск, Туккула, Пильтен). Есть и списки распределенных из полубатальона на службу: в 1-й Архангелогородский гарнизонный батальон, в Архангельский порт для определения в музыканты, в Санкт-Петербургскую мастеровую команду, в 5-ю пехотную дивизию в Варшаву.
Кроме того, есть отрывочные сведения об умерших евреях-кантонистах. Например, упоминается, что 29 марта 1851 года в Архангельском сухопутном госпитале умер Иван Николаев Жигалов, в полубатальоне крещеный и так названный по крестному отцу подросток "из малолетних рекрут евреев Ковенской губернии Поневелиского уезда, при отдаче назывался Юдель Абрамович Ман".
Есть сведения и о том, как кормили кантонистов: ежедневно утром и вечером вода с мятой и хлеб, а на обед в четверг, 1 марта 1851 года, - "горох и жидкая каша", 2 марта - "суп из овсяной крупы и крутая каша", 3 марта - "щи с сухою рыбою трескою и жидкая каша". И так далее каждые три дня в той же последовательности.
Интерес представляет и дело о приезде в нарушение всех законов того времени в Архангельск Леи Янкелевич, жительницы "Ракитского еврейского общества Вилькомирского уезда Ковенской губернии", 13-летний сын которой Симон (Шимон, Шимель) Янкелевич Басель в 1854 году был насильно забран в кантонисты.
1.11.2010 г. М.Л.