В напечатанной 28 декабря 2000 года статье "Ибо казармы для того и построены" рассказывалось, как архангельскому военному губернатору Миницкому удалось уберечь от почти полного разрушения Соломбалу, проявив при этом лучшие черты своего характера. Однако недавно мною найденные архивные данные, проливающие свет на его связи с героем другой публикации - купцом Кагновым ("Канал раздоров", 1.03.2001 г.), позволили узнать и негативной стороне деятельности Миницкого.
Что же касается Кагнова, то следует заметить, что именно он фигурирует в большей части упомянутых документов, относящихся к 1829-1831 годам. Но прежде чем ознакомить с их содержанием, обращусь к событиям, случившимся несколько ранее.
Весной 1826 года в Петербург из Соломбалы разными путями стали поступать письма, сообщавшие, что начиная с осени нижних чинов Архангельского адмиралтейства кормят не пригодным для употребления хлебом, следствием чего явились частые отравления. Об этом было доложено Николаю I, который приказал флигель-адъютанту полковнику Голицыну разобраться на месте.
Поскольку все без исключения письма были анонимными, Голицын отправился тайно и, прибыв в Архангельск, не представился местным властям. По-простонародному одетый, он, прислушиваясь к разговорам, ходил по улицам Соломбалы, посещал трактиры, выведывал у подвыпивших служителей адмиралтейства интересовавшие его сведения. А 9 июля, в день, когда данных о злоупотреблениях набралось более чем достаточно, Голицын явился к военному губернатору и сообщил о следующем.
Взявший в 1825 году подряд на поставку муки адмиралтейству купец Грибанов, сговорившись с провиантскими чиновниками, закупил её, залежавшуюся, за бесценок. Доставив муку на склады, он сполна получил деньги, конечно, поделившись ими с провиантмейстерами и штаб-лекарем, призванным проверять качество продуктов.
Вряд ли сообщённое Голицыным стало новостью для Миницкого, одновременно являвшимся главным командиром порта. Его неприятно поразило не то, о чём рассказал царский адъютант, а то, что об этом узнают в Петербурге.
Вскоре после возвращения Голицына в столицу Миницкому был объявлен строгий выговор, а четверо военных чиновников, служивших по провиантской части, и штаб-лекарь были уволены и отданы под суд, постановивший взыскать с них причинённый казне ущерб в сумме 6376 рублей.
Если уголовные дела чинов адмиралтейства в кратчайший срок были рассмотрены столичным военным судом, то следствие по делу Грибанова три года неспешно велось архангельским городским магистратом. Лишь в сентябре 1829 года был вынесен - как это не покажется удивительным - оправдательный приговор.
Но архангелогородцев такое решение магистрата не удивило, ибо в те годы от судебного преследования не пострадал ни один купец - деньги, кому следует и в нужном количестве поднесённые, неизменно помогали. Поэтому как само собой разумеющееся было воспринято и постановление губернской палаты уголовного суда, признавшей приговор магистрата справедливым.
Чтобы поскорее поставить в этой неприятной истории точку, Миницкий 28 сентября послал в правительствующий Сенат рапорт, в котором писал: "Городской магистрат и уголовная палата признали Грибанова совершенно невиновным. Рассмотрев дело и решение, нахожу оные по существу правильными и с законами согласными".
Наверняка на этом дело Грибанова и завершилось бы, если бы не состоявшееся полугодием ранее - в марте 1829-го - назначение гражданским губернатором Владимира Сергеевича Филимонова, известного в ту пору поэта и беллетриста, поддерживавшего дружеские отношения с попавшими в опалу декабристами.
Так случилось, что ему, в своих стихах называвшего власти предержащие "темной знатью", у которой "цель - корысть одна", после производства в действительные статские советники пришлось попытаться влиться в ряды им обличаемых. Но безуспешно, ибо архангельское чиновничество почти поголовно погрязшее во взяточничестве, вызвало у него непреодолимое чувство брезгливости.
Твердо решив изменить устоявшиеся в губернии порядки, он, конечно, не мог не обратить внимания на деятельность уголовной палаты и, в частности, на её решение по делу Грибанова. Но его попытка заставить пересмотреть дело не увенчалась успехом, так как было заявлено, что палата подчиняется только военному губернатору. Тогда Филимонов обратился в Сенат, который, изучив рапорты обоих губернаторов, повелел: "Дело отослать гражданскому..."
Вот тут-то архангельский союз власти и капитала, почувствовав угрозу, не на шутку встревожился и призвал на помощь Хаима Кагнова - наверное, самого опытного в городе специалиста в деле подкупа должностных лиц.
Опыт у него, конечно, был большой. Приехав на Север и обнаружив, что он намного хитрее местных коллег, витебский купец решил обосноваться в Архангельске и приобрёл дом на набережной. Легко находя подход к чиновникам (а кто из них при месячном жалованье в 15-17 рублей мог отказаться от подесённой сотни?) и получив выгодные подряды, Кагнов быстро обогатился. Например, в 1829 году он заключил с городом и адмиралтейством (считай, с Миницким) контракты на общую сумму свыше 210 000 рублей. Немалая часть этих денег, конечно, пошла на подкорм чиновников, но значительно большая осталась у него в кармане.
Именно поэтому Кагнов, больше других заинтересованный в сохранении устоявшихся порядков, понимая, что пересмотр дела Грибанова может стать первым шагом на пути к их разрушению, охотно согласился попробовать подкупить Филимонова.
18 января 1830 года Кагнов пришёл к гражданскому губернатору и попросил его согласиться с мнением уголовной палаты, намекая, что этот поступок будет соответственно оценён. Несмотря на то, что последовал решительный отказ, посетитель, покидая кабинет, незаметно для его хозяина оставил 12 тысяч рублей.
Уходя вечером того же дня ко сну, Кагнов наверняка был уверен, что гражданский губернатор клюнул на наживку. Но просчитался - в три часа ночи он был разбужен сильным стуком в дверь. Вошедший в дом полицмейстер Фридрих фон Шене объявил купцу, что Филимонов приказал немедленно доставить его в губернское правление.
Первыми вопросами, заданными приведённому под караулом Кагнову, были следующие: "Что это за деньги? Зачем оставили? Признавайтесь, кто подослал с ними." В ответ купец сказал, ,что видит их впервые, ничего не оставлял и приходил просто побеседовать".
Не поверивший Филимонов, поручив находившимся в кабинете чиновникам пересчитать и оприходовать в казну деньги, пригрозил Кагнову: "Дождётесь, будут вас судить, но судить не по-архангельски..."
Отпущенный рано утром купец, несмотря на воскресный день, сразу же прибежал к Миницкому и сообщил о случившемся. Вскоре к нему же для объяснений был вызван совершенно растерянный полицмейстер, уже не понимавший, кому - чтобы в будущем не пострадать - подчиняться.
После событий 18-19 января отношения между губернаторами стали открыто враждебными. Более того, Миницкий приказал установить за гражданским губернатором круглосуточный негласный надзор. На основе полученных наблюдений он стал слать на имя министра внутренних дел доносы, в которых, например, сообщал, что Филимонов однажды явился на богослужение в непарадном костюме, что уносил на квартиру служебные документы, что несколько дней, сославшись на нездоровье, не ходил на службу, "хотя неизвестно, пользовался ли он какими-либо медицинскими средствами".
Заметив надзор и узнав о доносах, Филимонов не стал молчать - вскоре в столице прочитали и о царивших в Архангельске нравах, и о том, что главным лихоимцем (взяточником) является сам военный губернатор.
В конце февраля стало известно, что Николай I, узнав о вражде губернаторов, приказал "по случаю несогласий оных послать сенатора графа Гурьева". Граф, имевший чин генерал-лейтенанта, прибыл в Архангельск в сопровождении двух чиновников по особым поручениям. Не мешкая наделённая широкими полномочиями тройка приступила к допросам, которых не удалось избежать ни одному чиновнику.
То, что всплыло на допросах, ошеломило Гурьева. Но он не стал отдавать под суд мелкую сошку - иначе работа местных учреждений была бы парализована. Он сосредоточился на расследованиисамых вопиющих фактов взяточничества, установленных в ближайшем окружении Миницкого.
Вскрылось, что состоявшие при нём чиновники Шамарин и Иванов ежегодно получали от Кагнова по 4000 и 2000 рублей соответственно, суммы же разовых взяток достигли 9300 и 2300 рублей. Внесли свой вклад в улучшение их благосостояния и другие купцы, в частности, Грибанов, кроме денег подкармливавший чиновников продуктами.
Не брезговал брать продуктами и сам Миницкий - бесплатной поставкой съестных припасов и разных вещей занимался Кагнов. Он же вдобавок к разовым выплатам оказывал губернатору ежегодную помощь в сумме 6000 рублей.
В начале апреля тройка, арестовав Кагнова, Шамарина и Иванова (Грибанов от страха уже умер), доставила их в столицу. А 18-го числа туда же вызванный Миницкий царским указом был отрешён от должности. Однако Николай I под суд его не отдал, пожалел. Зато приговоры другим взяточникам были суровыми: "Шамарина и Иванова, лишив чинов, дворянства и орденов, сослать в Сибирь на каторжные работы".
Туда же предстояло отправиться по приговору суда и "лишенному честного имени" Хаиму Кагнову, но царь "во уваждение его чистосердечного признания и раскаяния" даровал купцу прощение. Что ж, видимо, и в этом случае не обошлось без взятки, но уже в несравнимо больших размерах данной кому-то из приближённых к августейшей особе.
Вернувшись домой Кагнов первым делом свёл счёты с полицмейстером фон Шене. Уже ничего не боясь, он добился его отстранения от должности, обвинив (скорее всего, лживо) в получении от него, Кагнова, крупной взятки.
Не смею утверждать, что купец причастен и к устранению гражданского губернатора, ибо недоброжелателей у Филимонова хватало как в Архангельске, так и в Петербурге. И они постарались - в июне 1831 года Филимонов был арестован, доставлен в столицу и заключён в Петропавловскую крепость. Ему инкриминировалось участие в тайном обществе, что, однако, доказать так и не удалось. После четырехмесячного заключения он был освобождён и выслан в Нарву - опять же под надзор полиции. Конечно, перед этим Филимонов лишился губернаторской должности.
Таким образом, одинаково - увольнением со службы - закончилась карьера и того, кто пытался остановить незаконные денежные потоки, и того, кто из них черпал, причём не стесняясь и стесняя других. Что же касается архангельских чиновничества и купечества, то они после устранения Филимонова наконец-то облегчённо вздохнули - как-никак неспокойное время осталось позади и жизнь в городе и губернии вошла в привычное для российской действительности русло.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья была опубликована в газете "Правда Севера" 15.03.2001 г.
P.S. Дополнение - смотри