В предыдущих публикациях, посвященных истории издания "Правды Севера", мне приходилось цитировать хранящиеся в архивном фонде редакции письма 30-х годов. Причем как напечатанные, так и по разным причинам непопавшие на страницы газеты. Однако, несмотря на это отличие, все письма объединял не только тот факт, что ни одно не осталось без внимания, но и то обстоятельство, что каждое из них по-своему отражало мнения всех слоев населения, в том числе и пострадавших в ходе коренных преобразований.
В сумме же эти письма создают целостную картину того сложного и неоднозначного времени. А его противоречивость сама по себе обуславливала появление наряду с положительными и негативных откликов на происходившее. Справедливости ради надо сказать, что последних было немало. Именно поэтому, вновь возвращаясь к теме читательских мнений, ниже приведу три в разной степени критических по содержанию письма, найденных в редакционной почте той поры.
Первое из них, пришедшее в июле 1930 года, было написано в форме диалога:
"- Судьба подшутила надо мной, стариком 60 лет, неспособным к тяжелому физическому труду, но непринимаемому на службу куда-нибудь в канцелярию. Она забросила меня в барак при станции Обозерская, находящейся в лесу на болотистом месте, где невозможно поддержать свое, до этого уже расстроенное здоровье. Если к этому добавить еще и плохое питание, то следует признать, что гибель моя не подлежит никакому сомнению! - так говорил случайно встретившемуся человеку еще бодрый старик - один из кулаков, высланных на Север из теплых степных мест.
Его собеседник ответил:
- Напрасно вы так отчаиваетесь. Правительство послало вас сюда для того, чтобы вы научились жить своим трудом, а не эксплуатировать бедняков. Работы здесь хватит на всех, а относительно опасений о здоровье вы не правы. Правительство здесь и лечебницу вам открыло, там каждый день бывает врач и всем бесплатно оказывает медицинскую помощь. Что же касается питания, то оно вполне зависит от вас - работайте, зарабатывайте, а в поселке при станции есть столовая, где вы каждый день кроме пайка можете за 50 копеек иметь здоровый и достаточный обед из двух блюд. А роскоши здесь, конечно, не ждите, тут от этого нужно отвыкать. Живут же местные люди, работают, вот и вы привыкнете и будете жить, как все.
Огорченный старик махнул рукой, ехидно улыбнулся и, вздохнув, сказал:
- Эх, помощь, помощь! Да это не помощь, а насмешка! Что это за помощь, когда у врача нет даже касторки и хины, нет перевязочных средств. Порошки дают менее гомеопатических и всегда заменяют чем-либо другим. Это ли помощь? А о столовой и говорить не хочется! Во-первых, грязная, везде тараканы ползают, хлеба к обеду дают мало. А блюда какие: на первое какая-то мутная вода с капустой, которую давно пора выбросить на помойку. И называется это блюдо один день - щи, на другой - суп, а на третий - рассольник. Между тем, при желании можно было бы приготовить зеленые щи из крапивы или щавеля, ничего не стоящих, как только их сорвать.
На второе блюдо большею частью дается плитка мясного фарша с черным хлебом. А называется это блюдо в первый день - фаршмак, во второй - паштет. Или дают кашу из пшена, а вместо жира сдабривают ее клюквенным киселем. Или вместо этих блюд подают селедку с луком.
Грош цена такому обеду, а они дерут 50 копеек, а некоторое время для ссыльных накидывали 50 процентов и брали 75 копеек, тогда как в других городах за эти деньги дают прекрасный обед из трех блюд и хлеба, сколько хочешь.
А попробуй здесь купить что-нибудь из товаров первой необходимости - это вам не удастся ни за какие деньги. На высланных смотрят как на каких-то злейших врагов и ничего не продают. И при этом все кругом кричат: "Мы строим социализм, мы за революцию, мы за Ленина, мы за народ...".
Сказав это, старик попрощался и пошел в свой барак.
От себя скажу, что в рассказе старика есть доля правды и на нее надо обратить внимание тем, кому это надлежит. Подслушал разговор и записал - Терпигорев".
Безусловно, тогда практически все знали, в каких условиях жили раскулаченные. И вряд ли для высланных на Обозерскую они были наихудшими. Поэтому отдел писем ограничился соответствующим запросом в управление торговли и общественного питания крайисполкома. Но на этом внимание газеты к автору письма не закончилось - он заинтересовал редакцию как потенциальный рабкор, который бы мог достаточно грамотно рассказать о том, "как идет перевоспитание кулаков, как искореняются в их сознании частнособственнические пережитки, как трудятся обозерские железнодорожники, что мешает улучшению их работы и быта". Именно с таким предложением газета к нему и обратилась, однако, как и следовало предполагать, жителя станции, носящего фамилию "Терпигорев", не оказалось...
А вот автор другого письма - Федор Дмитриевич Некрасов, техник отдела капитального строительства треста "Онегалес" - не прятался под псевдонимом. Более того, осенью 1937 года он весьма смело по тем временам критиковал руководство Архангельской области:
"Я не хотел писать этого, но по-моему нужно вскрыть все недостатки с тем расчетом, чтобы устранить их. Я долго думал, все ждал, что о жизни колхозников кто-нибудь напишет, но, увы, наши власти не интересуются их жизнью.
Тогда как в целом по нашей стране, стране Советов, с честью претворяется лозунг тов. Сталина "Сделаем колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными", наша область в этом деле отстает. Мало сказать, отстает - это неверно, потому что получается совершенно иная картина. Большинство колхозов области сделали батрацкими, а колхозников если не 100 процентов, то на 50 нищими. Как необидно, но это факт.
Приведу ряд колхозов и опишу их жизнь. Ровдинский район, колхоз "1-ая пятилетка", где трудодень обошелся в 800 граммов зерна. Безусловно, такой колхоз не является большевистским, а колхозники зажиточными. В колхозах "Красный Октябрь" и "2-ая пятилетка" и других дело обстоит нисколько не лучше.
В чем дело, где забота областных властей о колхозах? Кто выведет их на должную высоту? Этой заботы в нашей области нет. Колхозники забыты. Правда, не совсем - их часто тревожат, когда идут лесозаготовки и сплав и им не дают покою.
Колхозники круглый год оторваны от своего основного хозяйства, поэтому сельское хозяйство падает. Остаются недоделанными работы. Так, в колхозе "1-ая пятилетка в 1936 году осталось нескошенным сена 4000 пудов.
В результате такой жизни вся молодежь из колхозов текет в город, где находит лучшую жизнь на заводах и иных предприятиях. Пустеет северная деревня! Нет в ней такой жизни, какая должна быть. Такое положение дальше недопустимо. Ведь северный колхозник не видал еще хорошей, счастливой жизни. Он не думает, например, о патефоне, он пока думает только о куске хлеба. Поворотите власти лицом к колхозам и сделайте колхозы большевистскими, чтобы колхоз стал для крестьян родным, а не мачехой".
Так сложилось, что это письмо по времени ненамного опередило отстранение и арест почти всего областного руководства во главе с Конториным. Бывшим руководителям в вину вменялся и развал сельского хозяйства. Поэтому редакция, в основном соглашаясь с Ф. Некрасовым по существу, решила поспорить лишь по вопросу отвлечения колхозников:
"В своем письме вы утверждаете, что низкий уровень урожая в колхозах является следствием отвлечения на лесозаготовки. Противопоставлять укрепление колхозов и решение задач государственной промышленности совершенно неправильно. Надо решать ту и другую задачи одновременно. Разве заработок колхозника в лесу мешает продвижению его к зажиточности? Неужели 10-20 рублей в день, а лучшие стахановцы зарабатывают и больше, мешают колхознику стать зажиточным? Конечно, нет, значит дело не в этом...".
На вопрос, а в чем же тогда, видимо, частично ответило другое, также пришедшее в ноябре 1937 года письмо. Неразборчиво подписанное, оно рассказало о срыве собрания в колхозе "Зарница" Приморского района:
"В нашем колхозе собрание не состоялось, хотя на его пришло много колхозников. На собрание местные руководители председатель колхоза Мохнаткин Шура Евлампиевич, председатель сельсовета т. Пычкин М. П., бригадиры явились очень пьяные.
Собрание открыли, т. Шестаков (инспектор участка страховой кассы) сделал доклад, по докладу выступил бывший председатель нашего колхоза т. Варакин Степ. Мих. Он тоже был сильно пьян и, заплетаясь языком, долго говорил не по делу. Колхозники сначала смеялись, а потом ему говорят, что лучше бы сидел да молчал.
Тогда Варакин С. М. всему собранию говорит, что не могу молчать, не могу, потому что меня за 5 рублей нанял выступить председатель нашего колхоза Мохнаткин А. Е. Тогда колхозники взволновались и говорят: "Ах, вы, пьяные морды, за деньги выступаете, а мы вас, пьяных морд, бесплатно должны слушать! Не желаем!" И ушли все с собрания..."
Ознакомившейся с письмом редакции ничего другого не оставалось, как переслать для принятия соответствующих мер его копии в райком и райисполком.
В заключение не могу не поделиться следующим наблюдением. Сравнение редакционной почты 30-х годов с тем, что и как писали читатели дореволюционных газет, свидетельствует о коренном изменении отношения простых людей между собой и к судьбе страны. Вместо былого индивидуализма и отстраненности пришли коллективизм и сопричастность. Неслучайно почти каждое письмо пестрит местоимением "наш" - наш колхоз, наш завод, наша область и, конечно, наша страна. И неудивительно, что даже самые критические письма пронизаны болью за имеющиеся недостатки, желанием помочь их устранить. Поэтому не приходится сомневаться, что именно характерная тому противоречивому времени сопричастность каждого к судьбе своей Родины не в малой степени помогла ей выстоять в надвигавшейся войне.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья была опубликована в газете "Правда Севера" 20.02.2003 г.