Он приехал в Архангельск по настоянию жены, а покинул город по решению мирового судьи
Начало нового 1904-1905 учебного года директор архангельской мужской гимназии Иван Громов встретил в весьма хорошем настроении - как никак, а ему наконец-то удалось заполнить вакансию учителя французского. Теперь он не сомневался, что вместо претензий - за что деньги платим? - он услышит от родителей лишь слова благодарности. Ведь обучением их чад займется носитель языка - французский поданный. Хотя, конечно, никакой заслуги директора в этом не было, ибо новый преподаватель совершенно неожиданно прибыл в Архангельск по направлению начальника С.-Петербургского учебного округа.
Тем не менее Громов все равно гордился: ведь он заполучил не просто учителя, а родовитого дворянина, к тому же заручившегося рекомендательным письмом самого Саблера - товарища (заместителя) обер-прокурора Святейшего Синода.
Однако в отличие от директора педагогический коллектив гимназии отнесся к появлению француза холодно. И неслучайно, потому что Марк маркиз Граммон граф д'Оливье (так он представился) сразу же повел себя высокомерно. Презрительно глядя на коллег (а ими были выходцы из священнических или чиновничьих семей), он, одетый по последней столичной моде, лишь изредка удостаивал их кивка головой. Да и то только в гимназии, вне же ее, например, на Троицком, где жил, при встрече делал вид, что не замечает.
А вот гимназисты приняли француза восторженно, так как он оказался добрейшим педагогом. Почти ничего с них не требуя, он большую часть уроков отводил рассказам о дальних странах, где якобы бывал. И, конечно же, поведал о своей удивительной судьбе.
Из слов учителя следовало, что его отец - кардинал д'Оливье - в дни Парижской коммуны лишился всех титулов и владений. Более того, кровожадные революционеры этим не ограничились, а расстреляли родителей. Двухлетнего же сироту от расправы спасла бабушка, бежавшая вместе с внуком в Россию. Правда, и она вскоре умерла, поэтому юному маркизу пришлось провести часть детства в приюте. Как раз оттуда его забрала и усыновила бездетная супружеская чета кронштадтских мещан. Но пробыл он у них недолго - подался юнгой на флот, благодаря чему совершил кругосветное путешествие. А вернувшись из плавания, поступил в столичный институт путей сообщения, по окончании которого занялся преподаванием.
Далее "Маркиз" (такое прозвище он получил от гимназистов) сообщил, что недавно правительство Франции, принеся извинения, восстановило его в гражданстве и вернуло все титулы. Кроме того, начался процесс возврата родовых земель и замков. На вопрос же учеников, зачем тогда вы приехали в Архангельск, он отвечал, что именно из этого города намеревается летом следующего года с семейством морем отправиться на родину.
Каждый раз дополняя свой рассказ все более удивительными подробностями, учитель неоднократно приглашал всех без исключения гимназистов в будущем за его счет погостить в одном из замков. И этим приводил их в неописуемый восторг. Поэтому, думаю, нетрудно представить, какое разочарование постигло подростков, когда они 5 января 1905 года узнали, что их любимый "Маркиз" арестован.
Однако не только гимназистов, но и многих других еще более поразил тот факт, что виновницей задержания стала супруга учителя - Луиза Александровна. В своем доносе она сообщила, что ее муж не французский дворянин, а обыкновенный кронштадтский мещанин Владимир Николаевич Гриман.
Приглашенная на допрос, она рассказала, что познакомилась с будущим супругом в 1901 году в петербургской психиатрической лечебнице. Навещая своего родственника, девушка приметила симпатичного больного - Гримана, находившегося на обследовании по поводу годности к военной службе. Тот сразу же принялся оказывать знаки внимания и вскоре она якобы по секрету узнала, что от французский дворянин.
Приходится только догадываться, что именно - настоящая любовь или желание стать в скором будущем маркизой - побудило Луизу Александровну связать с ним свою судьбу. Впрочем, как бы там ни было, она, не задумываясь, решилась на этот шаг. Не остановили ее даже предупреждения врачей: "Гриман - человек с темным прошлым".
С присущим ее упрямством и целеустремленностью она с помощью знакомых попала на прием к Саблеру, уговорив которого, добилась назначения супруга преподавателем сначала в Ижорскую школу, а затем в Царско-славянское училище.
До 1904 года супруги жили душа в душу и обзавелись двумя детьми. Правда, немного омрачало их жизнь то обстоятельство, что отъезд во Францию и вступление в законные права постоянно откладывались. Мол, это все из -за бюрократических препонов - успокаивал супруг. Поначалу Луиза Александровна ему верила, но потом заподозрила, что виноваты не чиновники, а женщина. И оказалась права - муж на самом деле завел любовницу.
План разлучения с соперницей созрел мгновенно, в связи с чем ревнивая жена вновь отправилась к Саблеру. Уступив напору, тот согласился дать рекомендательное письмо на случай перевода в другой город. Причем, в нем супруг фигурировал под французской фамилией и с указанием всех титулов. Затем она заявилась к начальнику учебного округа, который, взглянув на письмо, тут же предложил место учителя в Архангельске.
Поставленному перед фактом мужу ничего другого не оставалось, как только дать согласие на отъезд из столицы - мол, во Францию мы можем уехать и из Архангельска. Однако его супруге радоваться пришлось недолго, так как спустя полтора месяца любовница также перебралась в город на Двине. Все кончилось тем, что 14 ноября 1904 года, переехав на другую квартиру, муж бросил Луизу Александровну.
Нет, она не теряла надежды, что отец вернется к детям. Но лишь до той минуты, пока он не потребовал подписаться под прошением о разводе. И именно в тот момент отчаявшаяся женщина выхватила все документы и убежала. Как она утверждала на допросе, только после внимательного их изучения стало ясно, что ее муж не французский дворянин, а, как и предостерегали, "человек с темным прошлым".
В этом убедился и прокурор Архангельско-городского участка Глеб Григоросуло - некоторые документы были явно поддельными, на других фамилия "Гриман" переправлена на "Граммон". Вызвало сомнение и метрическое свидетельство о крещении француза Марка маркиза Граммона графа д'Оливье, выданное не где-нибудь, а в православной миссии в Нью-Йорке. Заслуживали доверия только две бумаги - отпечатанные на машинке и скрепленные подписями и печатями рекомендательное письмо и распоряжение начальника округа.
Арестованный учитель на первом допросе рассказал примерно то же, что не раз слышали гимназисты. Когда же его уличили в несоответствии возраста (1879 год рождения) и времени Парижской коммуны (1871 год), он, изменив показания, заявил, что лишился фамилии и титулов за участие в парижских студенческих беспорядках. Так поступал он и дальше, почти каждый день сочиняя новую версию своей жизни.
Уже не веря ни одному слову, прокурор направил соответствующие запросы по многим адресам. Из Кронштадта ему ответил отец Гримана, сообщивший, что тот является не приемным, а родным сыном, названным при рождении Марком. Это имя сын носил до 1897 года, когда, приняв православие, стал называться Владимиром. А отчество взял в честь крестного. Тогда же неблагодарный отпрыск покинул дом, порвав все отношения с родителями. Правда, в 1903 году они случайно встретили сына в Ораниенбауме и с трудом его узнали - прежде рыжеволосый он стал крашеным брюнетом.
Вскоре пришли еще три ответа - из института, лечебницы и училища. В первом говорилось, что Владимир Гриман действительно стоял в числе студентов, но был отчислен. Во втором сообщалось, что Гриман находился на психиатрическом обследовании и был признан негодным к военной службе. Третье гласило, что учитель Владимир Николаевич Гриман весной 1904 года неожиданно повел себя высокомерно и крайне странно, требуя от всех величать его то виконтом, то маркизом, то графом д'Оливье. В этой связи директор училища расстался с ним весьма охотно.
После этих ответов прокурору оставалось только развести руками - как это можно было недоучившегося студента, к тому же не вполне психически здорового, рекомендовать и допускать к преподавательской работе! Ответ на это восклицание могли дать только письма из Синода и от начальника учебного округа. Но они оказались невразумительными отписками.
Нежелание высоких столичных чиновников объяснить свой поступок, бессмысленность новых допросов Гримана, да и неверие в правдивость показаний его жены побудили прокурора Григоросуло подумать о том, как избавиться от арестанта. И способ был найден - прокурор представил мировому судьбе Александру Коробьину заключение, в котором писал: "Гриман в Архангельске никаких подлогов не совершал. Подлоги совершены частью в С.-Петербурге, частью в С.-Петербургской губернии..."
Это заключении позволило судье 5 марта 1905 года вынести постановление: "Настоящее дело для дальнейшего производства препроводить по месту учинения последнего подлога - судебному следователю 1-го участка С.-Петербургской губернии, в распоряжение которого и переслать обвиняемого".
Так архангельская юстиция, сплавив в обратном направлении самозванца с темным прошлым, переложила обязанность копаться в нем на столичные судебные власти. И тем самым избавила себя от лишних хлопот и забот.
Что же касается директор гимназии Громова, то следует сказать, что они, хлопоты и заботы, в те дни как раз на него и свалились. Во-первых, выяснилось, что за полугодие гимназисты ничего кроме французского алфавита не прошли. Во-вторых, еще в январе по городу разнесся слух, что он принял в гимназию "высланного из Франции психа". К счастью для директора, этот слух вскоре был заглушен грозными и ранее неслыханными известиями из столиц - ведь наступил революционный 1905 год. Тем не менее Иван Громов все равно зарекся на будущее ни в коем случае не брать на работу посланцев из Петербурга - какие бы покровители у них ни были и какие бы титулы они не носили.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья была опубликована в газете "Правда Севера" 6.03.2003 г.