Почти месяц назад — 31 июля — в селе Чухчерема Холмогорского рухнула церковь Василия Блаженного. Как говорят очевидцы, с грохотом, по причине крайней ветхости и беспризорности:

Естественно, последовала на это событие реакция местного церковного руководства. О ней в сообщении В Архангельской области рушатся храмы, митрополит Корнилий все вспоминает 1917 год рассказало ИА Беломорканал. И пришло к выводу: Видимо, там забыли, что советской власти уже больше тридцати лет нет и пора бы уже брать ответственность за происходящее.

В этой связи напомню, что похожее событие в Архангельской епархии случилось в 1803 году в одной из лешуконских деревень. А поскольку вину за случившееся и человеческие жертвы свалить тогда на большевиков было нельзя, то епархиальное начальство возложило ответственность на «действие силы Божией».

Этому событию была посвящена моя статья Полёт с Гагариным, или Действие силы Божией, опубликованная в газете «Правда Севера» 26 октября 2000 года. Чтобы не отправлять посетителей сайта искать её по ссылке, ниже привожу её полный текст:

24 июня (7 июля) 1803 года в деревне Верхнеберезницкой Устьвашской волости отмечался приходской праздник — Рождество Иоанна Крестителя. Его главным событием, как и всегда, должен был стать молебен, проводившийся в местной Ивановской часовне священником Алексеем Гагариным, ежегодно по этому случаю приезжавшим туда из деревни Лешуконской.

Однако на этот раз, несмотря на то, что время уже приближалось к обеду, молебен все еще не начинался. Причиной тому послужило отсутствие священника. Часовенный приказчик Лаврентий Деньгин, ждавший его на берегу Мезени с раннего утра, наконец не выдержал и, решив больше не томить съехавшихся на праздник жителей Устьвашской и соседней Юромской волостей, открыл двери часовни.

Крестьяне, поставив свечи и помолившись в часовне, тут же выходили из нее. Кто-то из них остался на берегу, кто-то пошел домой или в гости. Среди побывавших в часовне сразу же после ее открытия был и верхнеберезницкий староста Анисим Онохин, который впоследствии о событиях того дня говорил следующее:

«В часовне, в коей было немного людей, поставил перед святым образом свечи, вышел через паперть на крыльцо. Потом взглянул с крыльца под гору, показалось, что крыльцо как будто качнулось, почему от такой высоты стало страшно, и потому сошел с крыльца. Немного отойдя, встретил сотского Матвея Савина, несущего в руках две свечи, и говорил, что на праздник собралось много людей и будут они входить в часовню, то не опасна ли она для служения молебна, ибо стоит на самой горе и построена уже давно. Сотский в ответ сказал: «Никакой опасности нет, ибо ежегодно всегда в ней народу много собирается». Савин пошел в часовню, а я по деревне с намерением зайти в дом Ивана Грибанова...»

В тот момент, когда староста и сотский разговаривали между собой, около часовни наконец-то появился поднявшийся в гору священник Гагарин и пономарь Михайлов. Как ожидавшие их, так и уже расходившиеся крестьяне сразу же поспешили за ними на молебен. Однако Анисим Онохин, гонимый от часовни дурным предчувствием, не повернул назад и, как потом оказалось, поступил совершенно правильно.

Не дойдя до дома Грибанова, Онохин услышал, «как позади что-то загремело, подобно упаду строения». Когда он обернулся, то увидел самое страшное: нет, часовня не рассыпалась на месте — она просто исчезла из виду. Позднее чудом спасшиеся рассказали ему, что как только священник Гагарин приступил к молебну, часовня, стоявшая менее чем в двух саженях от края берега, затрещала, накренилась в сторону реки, повалилась на бок и со всеми находившимися в ней людьми полетела вдоль почти отвесного склона горы вниз. И только там, пролетев около пятнадцати метров и ударившись о песок и камни, рассыпалась...

Когда Онохин подбежал к краю берега, внизу перед ним открылась ужасающая картина: не один десяток придавленных бревнами человеческих тел, окровавленные обрывки одежды вперемешку с древесной трухой. Рядом с этим месивом лежали и сидели сумевшие самостоятельно выбраться из-под обломков легко травмированные или почти не пострадавшие, с трудом пытавшиеся осмыслить происшедшее с ними и пребывавшие в состоянии шока.

Не медля ни мгновения, староста «сбежал под гору и настоятельно побуждал неповрежденных людей и сам прилагал старание вытаскивать из-под лесу придавленных». Вскоре к нему присоединились туда же подоспевшие березничане и гости деревни. С их помощью из-под обломков часовни были извлечены 22 покалеченных и 10 погибших.

Среди последних не оказалось ни священнослужителей, ни часовенного приказчика — они были найдены хотя и в бессознательном состоянии, но практически не пострадавшими. Зато не повезло недавнему собеседнику Онохина — сотскому Савину — он погиб от той опасности, возможность которой только что отрицал.

Утром следующего дня Онохин и гостивший в Верхнеберезницкой крестьянин деревни Лешуконской Ипполит Задорин, он же пятисотский Устьвашской волости, отправились для доклада о случившемся в уездный город Мезень. Обратно же вернулись не одни — с ними прибыли чиновники уездного нижнего суда дворянский заседатель Бартрам и сельский заседатель Стрюков. Их сопровождал уездный лекарь Агапиев, направленный как для оказания помощи пострадавшим, так и для экспертизы тел погибших.

Число же последних тем временем увеличилось — не приходя в сознание, скончались еще трое крестьян, один устьвашский и двое юромских. Что же касается раненых, то лекарь констатировал, «что хотя 16 и будут калеками, но к общему выздоровлению надежны, а остальные остаются сумнительными».

Получив от лекаря заключение, что жертвы трагедии погибли «от придавления», судебные заседатели приступили к допросам. Первым из допрошенных оказался священник Гагарин, который показал: «Хотя означенная часовня, правда, и была ветхая, но несовершенно, в рассуждение чего случилась поврежденною от излишнего народу в нее войдения. Я же по опоздавшему времени вошел в ту часовню с пономарем, когда в оной было человек 25, и по сей малости опасности к падению не предвидел». Далее Гагарин заявил, что остальные там оказавшиеся - а их было не менее семидесяти — ввалились в часовню огромной толпой, как только начался молебен.

Допрошенные крестьяне-старожилы в свою очередь рассказали, что «оная часовня построена лет 80 назад, а то и более. Лет же девять назад усмотрели у часовни с подгорной стороны у подпиравших ее углы двух вкопанных столбов от стаяния снега осыпавшуюся землю. Решили, что сии столбы еще прочны, и вкопали их глубже. Об оной поправке известили служившего тогда в приходе священника Никиту Шульгина». В ответ на это утверждение Гагарин заявил, что при приеме дел от Шульгина последний об этом факте его в известность не поставил.

Заслушав рассказы пострадавших и старосты Онохина (показания которого приведены выше), заседатели постановили судебное дело прекратить, так как, по их мнению, «виновные не усматриваются и ничьего злого умысла не установлено». Вернувшись в Мезень, Бартрам и Стрюков составили рапорт о происшествии и вместе с материалами дела 21 июля отослали его в Архангельск в адрес губернского правления и палаты уголовного суда.

У чиновников палаты до этого дела почему-то долго не доходили руки, и лишь 1 июня 1804 года они приняли окончательное решение:

«Случай таковой отнести к собственной как священника с причетником, так и крестьян, в часовне бывших, несторожности. Пятисотского Ипполита Задорина и крестьянина Лаврентия Деньгина за недосмотр оштрафовать каждого по пяти рублей».

Особое представление было вынесено в адрес Архангельской духовной консистории. Ответ от нее, подписанный архимандритом Кириллом, гласил:

«По присланному об упадении часовни требованию, дабы и со стороны духовной к отвращению по церквам и существующим старым часовням всякой опасности учинено было надлежащее распоряжение, консистория определила: так как священник Гагарин отправлял в упадшей часовне служение по просьбам той деревни крестьян, а при том падении он и сам мог быть опасно поврежден, то и следует приписать приключение сие действию силы Божией...»

Предыдущий пост - А жизнь продолжается!