Мне уже столь много лет (точнее, я родился так давно), что помню то время, когда в Архангельске и Соломбале стояли водоразборные будки. Причём будки жилые. Но об этом после того, как процитирую статью Филиппа Шкулёва (о котором я уже сообщал) "Хуже каторги", опубликованную в декабре 1915 года в архангельской газете «Северное утро»:

Каждый из вас, проходя по городу Архангельску, много раз видел небольшие зданьица с тремя окнами — двумя сбоку и одним спереди. Зданьица обиты досками и окрашены желтой краской; у этих зданьиц перебывали со времени их существования сотни тысяч народа, и малые и старые, и здоровые и больные. Кто подъезжает к этим зданьицам с бочкой, кто тащится на салазках с ушатом, а большей частью плетутся с ведрами. Больше всего к этим зданьицам народ стекается по утрам, становится в очередь, отвернет оконную фортку, сует в нее цветную круглую жестянку и получает за это чистую, свежую, хрустальную воду. Набравши влаги, люди уходят оттуда; на смену им приходят другие и проделывают тоже, что первые.

Живительная, студеная влага звенит и льется в подставленную посуду, и никому нет дела до обитателей желтых будок: кто там живет, что делает, чем дышит? Да и кому какое дело до них?

Приходит к желтым будкам только городская беднота да прислуга. У их окон вы никогда не встретите ни господина, ни роскошно одетую даму.

Шестнадцать часов в сутки беспрерывно льется вода из трубы, то и дело открывается фортка замороженного окна. А внутри водоразборной будки бежит другая струя — то струя из глаз малолетки бежит по бледным щекам на холодные, красные ручонки. Окостеневшие пальцы рук еле повертывают железное колесо, обмотанное грязной тряпкой... Устанет малолетка — его заменяет мать с бледным исхудалым лицом, мать сменит дочь, вернувшаяся из школы, и так без конца.

Рабочий день в водоразборных будках начинается с 6 часов утра и до 10 часов вечера, после чего сиделица будки должна околоть лед, что намерзает от льющейся воды под кранами около будки. Сколка и уборка льда иной раз продолжается 2-3 часа. К 16 часам обязательного труда надо прибавить хотя бы два часа на сколку и уборку — получится 18 часов. За 18 рабочих часов в сутки городская управа платит будочницам 19 рублей 50 копеек в месяц, из которых после войны будут сбавлены 4 рубля, остается за труд только 15 рублей 50 копеек.

До войны эти труженицы получали еще меньше — всего только 12 рублей 50 копеек в месяц. Вы думаете, что после 18 часов будочница может свободно располагать оставшимися 6-ю часами по своему усмотрению? Нет, далеко не так — она должна безвыходно находится в будке по случаю могущего где-нибудь возникнуть пожара, для которого ей необходимо отпускать воду. Во-вторых, чтоб не замерзли в будке водопроводные трубы и краны, будочница должна позаботиться и об этом. Для этого у нее всю ночь кипит самовар и кипятком она отогревает трубы. Помимо этого, очень часто по рассеяности какая-нибудь женка забудет запастись в указанное время и она ночью бесцеремонно ломится в фортку, требуя воды.

На бумаге будочницам полагается два дня в году свободными в первый день Пасхи и на первый день Рождества. Но и в эти дни, хотя вода обывателям и не отпускается, а уходить будочницам от водопровода нельзя по случаю могущих быть пожаров.

Словом, все 365 дней в году будочница должна быть неотлучна в водопроводной будке и исполнять свои служебные обязанности. И это за несчастные 19 рублей 50 копеек в месяц. И это при нынешней дороговизне!

Теперь заглянем, что творится в этих желтых избушках. Внутренность их напоминает, ни дать ни взять, тюремную одиночку-камеру. В длину она имеет 6-7 аршин, в ширину — 4. Почти всю переднюю стену занимает водопроводная труба с двумя колесами-кранами. С боку, к левому углу более чем на аршин выпятился внутрь будки водомер-счетчик, от которого идет страшный холод, как и от водопроводной трубы, что тянется по передней стене. Пол холоден, как лед, потому что будка стоит на 4 столбах высоко от земли; пространство между полом будки и землей почти ничем не защищено, поэтому там и гуляет свободно холодный ветер и мороз, поникающие через пол в помещение. Стены углов покрыты снегом и льдом, в двери также забрался мороз и разукрасил эту дверь серебром. На полу замерзает вода. К полу примерзают столы и стулья.

Дров управа отпускается 8 сажень в год, которых далеко не хватает. Дрова в большинстве случаев отпускаются сырые или гнилые. Раньше будочницам полагалось три пуда в год керосина, но теперь выдача уменьшена на один пуд. Чтобы трубы под будкой не замерзали, будочницы сами осенью обваливают их навозом.

Нести этот непомерный труд будочницам помогают их дети, которые, как и сами матери, от холода и сырости часто хворают.

Кроме отпуска воды на их обязанность лежит продавать марки. Были случаи, что заболевшие труженицы обращались в управу за пособием на лечение, и управа соглашалась, но с тем условием, что выданные деньги она вычтет из жалования.

Не мешало бы отцам города вспомнить об этих труженицах и оценить их непосильный труд по достоинству. Ведь водопровод единственная доходная статья у города и из доходов его не мешало бы при нынешней неимоверной дороговизне жизненных припасов добавить бедным труженицам жалованья. И не мешало бы дать им дни отдыха.

Если отцы города находят нужным прибавить членам управы только на разъезды по 600 рублей, то, кажется, прибавка жалованья бедным труженицам будет не лишней, а даже необходимой в это трудное время.

К процитированному добавлю следующее, Поскольку я по рождению соломбалец, то, естественно, лучше помню, где подобные «зданьица» стояли в Соломбале. Помню, что одна жилая водоразборная будка стояла на улице Кедрова примерно напротив нынешней 62-й школы. Но она появилась через пару десятилетий после революции. К числу же дореволюционных следует отнести будку, располагавшуюся на пересечении Преображенской (Терёхина) и Американской (Советской) улиц. А также стоявшую на улице Левачева (Никольском проспекте) возле моста через Соломбалку. Так сложилось, что она запечатлена на многих старых фотоснимках. Вот только некоторые из них:

Следует сказать, что в ней жили знакомые моей бабушки - Веселовы, и поэтому я ней в 1960-е годы неоднократно бывал. В то время круг обязанностей будочников был меньшим: лишь обогрев и поддержание чистоты вокруг будки. Плата же за пользование водой, а значит, и приём жетонов (а также их предварительная покупка) были отменены, если не ошибаюсь, в середине 1930-х годов. Тогда же краны были переставлены за пределы будок и отпуск воды стал свободным и круглосуточным — когда и сколько кому потребуется. Просуществовали же жилые водоразборные будки до рубежа 1960-1970-х годов и им на смену пришли обыкновенные колонки.

P.S. Не удержался, что бы не заимствовать с сайта Старый Архангельск ещё один фотоснимок, так как примерно также, как это мальчишка с улицы Энгельса, я полвека тому назад в тёплые летние дни носил по улице Валявкина домой полные вёдра воды:

Предыдущий пост - Вновь «гуси» прилетели, или Кто следующий?..

Следующий пост - Привычная картина