30 марта 2000 года в газете «Правда Севера» была опубликована моя статья «Бунт монахинь», речь в которой шла о скандальном происшествии в Сурском женском монастыре (Пинежский уезд Архангельской губернии). Причём при работе над ней мной были использованы публикации 1912 года в газетах «Биржевые ведомости» и «Архангельск». Однако, как я недавно выяснил, они были далеко не единственными и не последними. И благодаря им о монастырском скандале узнали далеко за пределами Архангельской губернии. Например, из столичной газеты «День», которая известила своих читателей, что успокоение в Сурской обители так и не наступило. Понятно, что об этом не могло не рассказывать и местное издание — газета «Архангельск». Так, 22 января 1913 года событиям в Суре была посвящена её очередная публикация, которая начиналась следующим вступлением:

Мы печатаем уже четвертую корреспонденцию о событиях в Сурском монастыре, не считая перепечатки из «Дня», а материала, как говорят, конца края нет. Жизнь в монастыре закрутилась клубком, завязалась в какой-то узел и откуда ни потяни, все новые и новые увидишь вариации этого узла. Не нужно и говорить, как все это ненормально.

Созданный о. Иоанном Сергиевым 13 лет тому назад Сурской монастырь, по замыслу основателя, должен был послужить тихим приютом для обиженных суровой жизнью женских душ, больных и истерзанных. Ему думалось, что в северной глуши, под холодным небом остынут мирские страсти, медленнее будет биться встревоженное сердце надломленные люди найдут здесь желанный покой.

Ожидания не сбылись. Те десятки молодых девушек, которых собрал в Суре их покровитель, если и жили по его мысли, то только лишь в первые годы существования монастыря, а затем началось в нем то самое, что творится во всем божьем мире: зависть, любовь и ненависть, любостяжательство, злоба, вражда.

Мы не будем определенно называть виновников начавшейся и длящейся до сих пор монастырской смуты. Но, во всяком случае, положение дела в монастыре не может считаться нормальным.

Духовному ведомству пора обратить на это серьезное внимание и не действовать о принципу насаждения «сильной власти». Эта система встречает решительное осуждение в гражданском быту, а в стенах монастыря и подавно она должна уступить место кротости и смирению.

Далее шла собственно публикация:

В Сурской женской обители, основанной о. Иоанном Кронштадтским, творятся вещи, которые и не снились его основателю.

Вслед за насильственным, против воли и желания большинства сестер, водворением в монастырь игуменьи Порфирии, началось обратное явление — разгон из монастыря неугодных игуменье сестер.

28 декабря был объявлен в монастыре указ об удалении 9 сестер. Четыре сестры — Олимпиада Соколова, Антонида Пискунова, Матрена Косырева и Анна Смех, признанные, по-видимому, наиболее зловредными, совершенно удалены из монастыря, пять других сестер разосланы на послушание в другие монастыри — три в Ущельский, Иова праведного монастырь, одна в Холмогорский и одна в Шенкурский монастырь.

Четырем изгнанным за монастырские стены матушка игуменья выдала по 12 р. 50 к. на дорогу и предложила в суточный срок оставить Суру. В Архангельск на Сурское подворье одновременно был послан приказ не оказывать приюта уволенным послушницам и не выдавать им денег.

Трудно себе представить более безвыходное положение чем то, в какое попали изгнанные послушницы. Отрезанные от Архангельска расстоянием в несколько сот верст, не имея теплой зимней одежды, они должны были пробираться в губернский город едва ли не пешком, так как один только проезд до Архангельска, не считая продовольствия, обходится по 12 руб. с человека. Кроме того, одна из них — Олимпиада Соколова была тяжело больна ревматизмом и, чуть ли, не туберкулезом.

При таких условиях могли выехать из Суры только две послушницы М. Косырева и А. Смех с которыми другие поделились полученными деньгами и одеждой, а О. Соколова и Л. Пискунова переехали в село Суру к знакомому крестьянину, чтобы здесь дождаться денег на проезд от родных и запастись теплой одеждой. Но прожить здесь им удалось недолго.

Через несколько дней к изгнанницам явился местный урядник и потребовал немедленного выезда из Суры.

— Матушка Порфирия просила вас выслать, — сказал урядник, - так как вы покушаетесь на ее жизнь.

Сестры отказались выехать. Урядник приходил еще раз и сказал, что он попросил у игуменьи официальную бумагу о том, в чем она обвиняет уволенных сестер,но она отказалась.

— Если не дадите бумаги, выселять не буду, — ответил ей урядник. — Станут жаловаться прокурору, и все падет на мою голову.

Через несколько дней — новый урядник, из Верколы, и с тем же обвинением, что сестры хотят убить игуменью и сжечь монастырь.

— Помилуй бог, что вы, мы еще не сошли с ума, — уговаривали урядника сестры, но им веры не было.

— Дайте подписку, что покушаться на игуменью, что покушаться на игуменью и жечь монастырь не будете.

Подписку дали, а на другой день явился из Верколы становой пристав с теми же обвинениями и требованиям выехали из Суры.

— Вы грозились застрелить игуменью, — сказал он Пискуновой, — а теперь она получает угрожающие письма из Архангельска.

О письме с угрозами убить игуменью говорил сестрам и урядник.

— Если не уедете, — пригрозил пристав, — через три дня выпишу казаков и вас арестую.

Сестры сдались. Достали у крестьян теплую одежду, заняли денег и, несмотря на тяжелое болезненное состояние Соколовой, поспешили выехать.

Тяжелые отношения создались у игуменьи Порфирии и сестрами Сурского подворья в Архангельске. На днях Порфирия прислала на подворье письмо, в котором укоряет сестер, что они грозятся убить ее, если она приедет к ним в подворье. «Угроз ваших не боюсь, — пишет игуменья, - и приеду к вам со стражниками и урядниками».

Понятно, что склоки и скандалы, которыми сопровождалась монастырская жизнь, не могли не оказать влияние на отношение к церкви местных жителей. Особенно тех, кто колебался между официальной православной церковью и старообрядческой. Как результат, многие из земляков Иоанна Кронштадтского посчитали, что старообрядцы, которых всю жизнь обличал знаменитый сурянин, несравнимо благопристойнее. И не только посчитали, но и влились в их ряды. Поэтому почти утроившая свою численность старообрядческая община решила оформить свою деятельность официально. Именно об этом и говорилось в другой публикации той же газеты, автором которой был И. Жмаев — житель деревни Ивановско-Чернышевской Сурско-Сергиевской волости. Он сообщал:

С благословения старообрядческого епископа Ипатия, Ярославского и Архангельского, образовалась в нашей деревне старообрядческая община.

28 апреля 1912 года архангельским губернским правлением община утверждена и занесена в реестр под именем «Иваново-Чернышевская старообрядческая община» Белокриницкой иерархии. Первое общее собрание состоялось в присутствии старообрядческого священника о. Иоанна Волкова 26 декабря 1912 года. В начале собрания был отслужен молебен святому великомученику Георгию Победоносцу, в честь которого предполагается строить молитвенный храм.

На собрание явилось законное число учредителей общины, и уполномоченный С.А. Ширяев прочитал журнал присутствия архангельского губернского правления об утверждении общины и предложил избрать председателя на настоящее собрание. Председателем был избран Н.М. Фофанов.

На собрании решались вопросы, касающиеся исключительно нужд общины. Постановлено, что община будет управляться настоятелем — священником о. Иоанном Волковым, а так как предполагается строить храм, то в помощь ему назначено 7 человек попечителей и, как обычно, церковный староста.

Между прочим, тут же были рассмотрены план и смета на постройку храма и решено обратиться с ходатайством к подлежащей власти об отпуске леса на постройку старообрядческого молитвенного храма.

Предыдущий пост - Девушки, носки и убитый большевик

Следующий пост - «Духовным» топором по памятной доске