Вчера я пообещал напомнить ещё об одной скандальной истории старого Архангельска. Именно — напомнить, так как о ней было рассказано мной в уже далёком 2001 году, то есть тогда, когда на страницах газеты «Правда Севера» могла появиться подобного содержания публикация. Ниже привожу её с небольшими сокращениями:

На многочисленных сохранившихся до наших дней фотоснимках дореволюционного Архангельска практически невозможно найти виды его неприглядной окраины — Кузнечихи. Разве что только облик местной церкви. Прочие же «достопримечательности» — неказистые дома городской бедноты, утопавшие в грязи поперечные улицы и по той же причине большую часть года непроезжий Троицкий проспект — конечно, не могли привлечь внимания фотографов.

Безусловно, отталкивающе на них действовала и скверная репутация Кузнечевской слободы, в которой находилось несколько частных ночлежек, пара публичных домов и известный на весь город своей дурной славой детский приют Кузнецовой, по меткому определению архангелогородцев называвшийся «фабрикой ангелов».

Власти, несомненно, слышали об его существовании (впрочем, как и о других сомнительных заведениях), но упорно делали вид, что ничего не знают. Возможно, они продолжали бы так поступать бесконечно долго, если бы не служебное рвение околоточного Якова Зеленюка — первого из полицейских чинов, решившегося переступить порог «фабрики».

5 мая 1912 года к нему, дежурившему во 2-й полицейской части, обратилась возмущённая женщина, которая заявила, что в приюте Кузнецовой, куда она недавно отдала своего ребенка, творится неладное. Пошедший с ней Зеленюк впоследствии в рапорте написал: «Дети в возрасте до года лежали на полу в грязной одежде. Спрошенная по этому поводу Кузнецова сказала, что это не ваше дело, что занимаюсь воспитанием детей около 40 лет и потому лучше знаю, что и как...»

Когда Зеленюк, не найдя ничего предосудительного, уже возвращался в часть, его нагнала другая женщина, сообщившая, что у Кузнецовой спрятаны два непохороненных трупа младенцев. Поверив ей, он вместе с еще одним околоточным — Коноваловым — тут же вернулся в приют. Первого мертвого ребенка они нашли быстро, на поиски же второго — тщательней спрятанного — ушло гораздо больше времени.

В тот же день 65-летняя архангельская мещанка Анна Кузнецова была арестована. В ходе следствия выяснилось, что начиная с 1904 года она за немалую, взятую вперед плату брала на свое попечение грудных внебрачных детей, преимущественно рожденных женщинами из числа прислуги. Их хозяева — известные в городе люди (в том числе и из духовного ведомства), имевшие самое непосредственное отношение к появлению младенцев на свет, по понятным соображениям не могли терпеть присутствия новорожденных в своих домах.

Поэтому по их «доброму» совету прислуге приходилось отдавать детей в приют Кузнецовой, где были созданы все условия для того, чтобы только что пришедшие в этот мир долго в нем не задерживались. Об этом свидетельствуют материалы следственного дела, в которых, в частности, говорится:

«Кузнецова оставляла детей без самого необходимого ухода, особенно ночью, в грязном изношенном белье, в крайне негигиенической обстановке — в холодной комнате, насыщенной запахом испражнений. Давала в холодном виде перекисшее, разбавленное сырой водой молоко и не только не принимала никаких мер для поддержания здоровья, но некоторых детей, беспокоивших ее своим криком, поила для вызова искусственного сна настоем маковых головок и этим ставила детей в такое положение, при котором жизнь их должна была подвергнуться опасности, последствием чего и была смерть принятых ею к себе детей...»

Справедливости ради надо сказать, что не все попадавшие в приют вскоре отправлялись в мир иной — природная крепость здоровья некоторых младенцев позволяла им выжить в этих условиях. Однако их было меньшинство. Большая же часть нежных созданий или, как их тогда еще называли, безгрешных ангельских душ не выдерживала суровых испытаний первых дней и недель жизни и регулярно количественно пополняла счет «продукции» кузнецовской «фабрики».

Похороны новопреставленных «ангелов» Кузнецова, в основном, устраивала сама. Более того, в нарушение всех существовавших тогда правил именно с ее слов священнослужители Кузнечевско-кладбищенского прихода записывали причины смерти, которые были подозрительно одинаковы. Так, например, в метрической книге за 1907 год имелись следующие, касавшиеся ее воспитанников, записи:

«Тамара Сергеева умерла от страдания пищеварительного аппарата, Аграфена Лапшина — от острого катара желудка и кишек, Виктор Пономарев — от желудочно-кишечного катара, Августа Ольховская — от катара кишек, Варвара Языкова — от желудочно-кишечного катара...»

Та же причина — катар (старое название гастрита) — присутствовала в записях о смерти еще семи скончавшихся в том году в приюте младенцев. Еще большие подозрения вызвал тот факт, что запись о Степане Тимофееве — ребенке, по словам его матери, умершем в 1911 году и погребенном Кузнецовой при участии священнослужителей, вообще не была найдена в церковной метрической книге.

Казалось бы, установленные в первые дни расследования факты позволяли быстро довести дело о «фабрике ангелов» до суда. Однако так не произошло и, думаю, нетрудно догадаться, почему — уж слишком много было тех, кто хотел если не закрыть дело, то хотя бы затянуть его расследование. Среди них были боявшиеся огласки внешне добропорядочные отцы знатных архангельских семейств, не менее того же опасавшееся церковное начальство, да и сами власти — как городские, так и губернские, долгое время закрывавшие глаза на деятельность приюта.

Сомневаться же в том, что они знали об его существовании, не приходится. Например, еще в 1911 году участник проведения городской переписи В. Симановский, обходя квартиры, обнаружил у Кузнецовой пятерых крайней истощенных, находившихся при смерти младенцев и сообщил об этом через газету. Власти практически никак не отреагировали на эту информацию и не закрыли приют — видимо, необходимость в продолжении существования заведения для «утилизации» плодов греховных плотских утех была очень велика.

Но на этот раз замять дело уже не представлялось возможным. Поэтому были приложены все усилия, чтобы затянуть следствие до той поры, когда взбудоражившие город слухи утихнут. И это удалось - дело лежало без движения почти два года, в течение которых хозяйку приюта — чтобы она не взболтнула лишнего — держали в тюрьме.

За это время лица, заинтересованные в благополучном для них исходе, сделали все возможное, чтобы должным образом подготовить рассмотрение дела в суде. С матерями умерших детишек была проведена соответствующая, подкрепленная материально, «разъяснительная» работа, в подробностях — кто и что должен говорить — был написан сценарий судебного заседания, на которое намечалось пустить по специальным билетам лишь узкий круг публики. Кроме того, для отвлечения внимания заседание было назначено накануне слушания более «свежего» и громкого дела об отцеубийстве.

Наконец, в 10 часов утра 22 марта 1914 года процесс о «фабрике ангелов» начался и в 4 часа дня... завершился. И в этом ничего удивительного нет — все участники судебного заседания строго придерживались сценария. Показания вызванных в качестве свидетелей матерей (а их явилось свыше тридцати) были будто написанными под копирку. Вот как об этом сообщалось в газетном отчете:

«Жутко становится, когда председатель спрашивал у свидетельниц:
— Вы мать умершего у Кузнецовой дитя?
— Да, я... — отвечают они...»

И это было фактически всё, что они говорили. Понятно, что никто из них не назвал фамилии тех, с кем были прижиты дети. Впрочем, судья А. Голубцов об этом их, конечно же, и не просил...

Товарищ (помощник) прокурора Е. Измайлов хотя и потребовал наказания Кузнецовой, но делал это как-то вяло и неубедительно. В свою очередь обвиняемая ни словом не обмолвилась о тех, кто оплачивал содержание детей. Себя же она виновной не признала, заявив: «Причиной смерти считаю то обстоятельство, что дети, привыкнув к груди матери, сразу должны были перейти на обыкновенное молоко, а это плохо отражалось на их здоровье».

Красноречивее всех, конечно, оказался ее защитник - частный поверенный И. Галецкий (кстати, бывший член Государственной Думы), призвавший присяжных заседателей пожалеть «глухую и почти слепую старушку». Доказывая, что никакого умышленного смертоубийства не было, он утверждал, что «даже в Императорских воспитательных домах, куда отдаются младенцы и дети, процент смертности достигает 80-ти». В заключение своей речи Галецкий попросил вынести полный оправдательный приговор. Что же касается присяжных заседателей, то они, безусловно, знали, кто вместе с Кузнецовой (хотя бы по моральным соображениям) должен был сидеть на скамье подсудимых. Но, повторяю, их имена ни в какой связи не произносились на процессе. Видимо, поэтому, решив не сваливать ответственность за грехи и преступления многих на одну, присяжные признали ее невиновной.

Сразу же после вынесения оправдательного приговора Кузнецову под конвоем доставили в тюрьму, откуда по соблюдении формальностей она была освобождена около полуночи. Затемно вернувшаяся домой хозяйка закрытой «фабрики ангелов» стала со следующего дня вести затворнический образ жизни и, конечно, никому не поведала, как ей удалось выйти сухой из воды.

Тем временем судебное решение, а еще больше, явный сговор, обусловивший его вынесение и оставивший в тени всем известные фамилии, вызвали среди архангелогородцев ропот. Но им все и ограничилось, ибо наши земляки отлично понимали, на чьей стороне сила и закон...

Предыдущий пост - Случай в мужской гимназии