23 августа 1849 года житель Мезени Иван Минькин сообщил в городническое правление о следующем:

Ночью против дома, занимаемого ратушей, мной был обнаружен избитый мещанин Гаврило Андреев Ванюков, находящийся в бессознательном состоянии. Из раны в голове текла кровь. Когда Ванюков пришел в себя, то рассказал, что его родственник крестьянин Лочехин напред сего просил его, Ванюкова, что если он, Лочехин, где-нибудь опять будет пьянствовать, то удалить его с места пьянки и отправить домой в Тимошенскую деревню...

Именно так Гавриил Ванюков и поступил 22 августа, когда узнал, что Лочехин третий день пьянствует у уездного врача Ивана Мечева. Придя на квартиру врача, он нашёл родственника в крайне нетрезвом виде. Причём тот был пьян настолько, что, несмотря на уговоры, отказался уходить — мол, ничего я тебе не говорил, ни о чём подобном не просил.

Когда Ванюков, махнув рукой, решил уйти и повернулся, сзади подбежал врач Мечев и принялся бить кулаками. Потом, достав перочинный нож, закричал: «Зарежу!» Однако нож не применил, а приказал лекарскому ученику Чуркину, также нетрезвому, бить Ванюкова кочергой.

Прибежавшая на шум хозяйка дома Авдотья Личутина, схватила Чуркина за руки и попросила врача отпустить Ванюкова — тот держал гостя за ноги. Мечев послушался, и Ванюкову удалось убежать из дома. Но вырвавшийся Чуркин догнал его и уже на тротуаре продолжил бить кочергой по голове. Вот тут-то из своего дома и выбежал мезенец Иван Минькин...

В тот же день он присутствовал на освидетельствовании Ванюкова, где кроме его были: городничий, бургомистр Шевкуненко, ратман Петр Фомин и стряпчий Дьяконов. В составленном ими протоколе говорилось:

Ванюков действительно имеет на левой стороне головы рану длиной в два вершка, нанесенной, по-видимому, твердым орудием. Голова, шея, рубаха и порты на нем обмазаны кровью.

Вызванный в городническое правление врач Мечев показал:

Своему родственнику Ванюков говорил: «Ступай отсюда, здесь тебя обкрадут. у тебя ведь с собой две тысячи рублей. На твои же они пьют...» Я, обидясь и оскорбившись этими словами, приказал выйти, но тот не слушался. Тогда пришлось попросить Чуркина убедить уйти и вытолкать Ванюкова силой. Ударял ли Чуркин кочергой, я не видел...

Свидетели — рядовой Козьма Халцыбеев и мещанка Марфа Иглина - под присягой, в частности, показали:

Когда Ванюков по нанесении ему по голове железной кочергой раны упал на мостки, врач Чуркин кричал в окно: «Бей его, Чуркин, бей!»

Поскольку Чуркин, как он сказал, бил не в полную силу, и попросил у оправившегося Ванюкова прощения, уголовное дело решили не возбуждать. Но рапорт о происшествии в Архангельск послать были вынуждены — таков был порядок. Но всё обошлось — губернское правление вынесло уездному врачу лишь строгий выговор.

Кочерга как орудие убеждения фигурирует и в другом архивном деле. А пользовался ей фаворит строителя Красногорского монастыря (руководителя этой располагавшейся в Пинежском уезде обители). Об этом стало известно из доношения, которое в июле 1855 года прислал в Архангельскую губернскую палату уголовного и гражданского суда монастырский священник Иоанн Бутаков. А жаловался он в эту светскую судебную инстанцию, так как ранее им посланные местному церковному начальству рапорты последствий не имели.

В доношении священник, в частности, писал:

Проживающий в услужении у строителя монастыря иеромонаха Иринарха уже три года 17-летний крестьянин Юрольского общества Петр Иванов Парфентьев намеревается убить меня. А потому я на случай чего живу в келье один и хожу по монастырским надобностям в обывательские селения лесом, дабы не встретить на дороге Парфентьева...

К доношению были приложены показания других обитателей монастыря. Так, крестьянин Иван Фефелов сообщил:

Находясь в услужении в монастыре, был 18 июня в полдень послан строителем за квасом. И когда пришел с квасом в келью строителя, то он и Парфентьев лежали пьяные на полу, закусывая хлебом с ухою. В то же время пришел к строителю повар Зайцев с жалобою на Парфентьева. Парфентьев вскочил и закричал: «Убью!» И схватив кочергу, бил по спине и Зайцева, и меня так крепко, что я едва смог расклониться...

Служивший в монастыре поваром крестьянин Афанасий Зайцев показал, что в тот же день, но около полуночи, к нему спящему на кухню пришел Парфентьев и «сорвав дверь с крючка, потребовал дать что-нибудь поесть. А как ничего было дать кроме хлеба, то Парфентьев, схватив кочергу, хотел ударить. Кочерга после при замахе выпала из рук, тогда Парфентьев бил кулаками по голове и таскал за волосы. Затем вытащил во двор, говоря: «Я тебя убью, ты теперь в моих когтях!»

Далее Зайцев сообщал, что на следующий утро вновь пошёл к строителю монастыря жаловаться, но открыв дверь, «увидел строителя и Парфентьева лежащими в одной постели...»

Прочитав все эти показания, чиновники губернской судебной палаты решили никаких мер не предпринимать — уж если церковное начальство отстранилось от этого щекотливого дела, то зачем они будут в нём копаться... Не из-за кочерги же, весьма часто применявшейся не по прямому назначению. Поэтому присланные из Красногорского монастыря бумаги вскоре отправились в архив...

Предыдущий пост - Фото из книги

Следующий пост - От Лаи до Кудьмозера