Сегодня в архиве ознакомился с весьма занятными бумагами, характеризующими архангельских чиновников конца XIX века, их нравы и взаимоотношения. Причем чиновников, служивших в Губернской Контрольной Палате, то есть обязанных по долгу службы контролировать своих коллег из других учреждений, проверять их работу, искоренять пороки, выявлять служебные преступления. Значит, самим быть образцами добропорядочности и дисциплинированности. А вот какими "образцами" они были в действительности, видно из процитированных прошений. В первом из них чиновник В. Глызин 21 июля 1880 года объяснял управляющему Палатой свое поведение:

"Милостивый Государь Константин Васильевич!
В среду я отпросился у Вас идти обедать домой по случаю вечернего дежурства в Палате, а Николай Павлович отпросился куда-то за справкой. В одно и то же время выйдя из Палаты, мы пошли к Ярилову в гостиницу и там Николай Павлович вместо справки напился пьян и в 2 часа ушел в Палату. После чего к Ярилову приходит Пастухов и говорит мне, что я утащил из кассы когда-то 2 фунта чаю, как ему только что сказал Николай Павлович. Затем, когда я пришел в Палату, приходит в Палату Николай Павлович пьяный, зовет меня опять пить водку. Я сказал, что идти нельзя, нет поддежурного. Но однако согласился. Взяв с собой водки, я, Николай Павлович, Пастухов и Маевский, у Вас не отпрашиваясь, отправились ее пить на пустое место за Епархиальным училищем. Там напились совершенно пьяными. Николай Павлович разорвал себе пальто, сломал очки, всю замарал и смял шляпу. А когда мы вернулись на службу в Палату, он говорил, что разорвал все это я.
После его слов я расстроился и был не в состоянии остаться на дежурство и, опять у Вас не отпросившись, ушел домой.

Но главное, Константин Васильевич, в том, что, уходя, я взял проверяемые дела Шенкурского лесничества 1879 года, в которых на листах были чистые в 60 копеек гербовые марки, 11 штук. Я, чтобы купить еще водки, отклеил их и продал за 5 р. 50 коп. Дела же оставил дома. Как я продавал марки, видел Николай Павлович, и
по всей вероятности доложит об этом сегодня Вам. Но пораньше его я сам сознаюсь и прошу извинить меня.

Если же я буду наказан, то мне кажется Николай Павлович вовсе не может быть терпим на службе: все вообще чиновники говорят, что он страдает болезнью под названием "корысть": утащил у Тауберта деньги, часы и другое; у Анкудинова револьвер; у хозяйки моей старинное серебро. Да еще к этому добавить 3 руб. пастуховских. А чай 2 фунта - разве не он? Желаю, что бы это было в секрете."

В тот же день коллега Глызина - Маевский - наряду с объяснениями по поводу пьянки в рабочее время, также признался управляющему в своих пригрешениях:
В начале июня, не помню, в какой день, я взял из шкапа несколько проверяемых дел, чтобы отклеить марки, вытравить на них чернила и продать. Глызин видел, как я брал бумаги, но не удержал, не предупредил, что это нельзя делать. Брал бумаги сам Глызин, не знаю. Но на взятых бумаг много марок уже было отклеено. Те, что на их еще остались, 15 штук по 60 коп., я отклеил и продал в гостинице "Белое море" какому-то помору по 25 копеек за марку. Что были эти марки в употреблении, я не говорил, но он сам заметил это и согласился взять их. Вытравливал чернила на марках я лимонным соком. Признаю себя себя виновным".

 

Здесь надо пояснить, что гербовые марки покупались и наклеивались на прошения и другие документы их подателями, то есть они их приобретением пополняли казну. Бумаги без марок, а значит, без уплаты гербового сбора , не рассматривались. А чиновники Контрольной Палаты, обязанные проверять наличие марок, после проверки дел и отправки их в архив, как видно из процитированного, не могли удержаться от соблазна подзаработать и, отклеив марки, пускали их по второму, а иногда и третьему кругу. Податели же прошений, понятно, желавшие купить марки подешевле, знали контролеров-"отклейщиков" в лицо.

Конечно, несравнимо лучше о их пороках знал непосредственный начальник - управляющий Палатой, которой и без признаний был в курсе происходящего. И поэтому отнесся к ним спокойно, лишь немного пожуря своих подчиненных. На столь "строгое" наказание они и рассчитывали.