В качестве отклика на недавний пост Морёный дуб, или «Копай глубже!» я на днях получил послание, в котором говорилось: «Вы были неправы, утверждая, что вырытая в Соломбале при Петре Первом «испытательная канава» — это небылица и легенда». Далее мой оппонент привёл выдержки из изданной в 1977 году книжки «Вокруг Архангельска». И добавил, что он от старожилов слышал, что в Соломбале какой-то канал или канаву точно вырыли.

Что ж, пришлось вновь заглянуть в прочитанное мной давным-давно краеведческое издание, которое не лишено неточностей и вымыслов. Действительно, там на 122-ой странице имеются следующие строки: «Сохранилась на Соломбале знаменитая «испытательная канава», прорытая в 1894 году по приказу Петра I в болотистом грунте острова для перегона спускаемых на воду новых кораблей. Хорошо пройтись по мягким упругим дощатым мосткам, проложенным по обеим сторонам канавы, которую местные жители давно уже переименовали в речку Соломбалку...»

В этой связи считаю необходимым ниже привести текст моей статьи «Канал раздоров» опубликованной в «Правде Севере» в 2001 году, то есть в относительно либеральные времена, когда меня в местных газетах ещё печатали:

Ещё в детские годы, проведенные в Соломбале, мне не раз приходилось слышать о том, что якобы по указу самого Петра I в ней был прорыт судоходный канал, ныне представляющий собой не что иное, как участок речки, именуемой Соломбалкой.

В более зрелые годы я с помощью краеведческой литературы, главным образом книги С. Огородникова «История Архангельского порта» попытался узнать, все-таки по чьему указу и проекту, когда, кем и где именно был сооружен канал, называвшийся «Адмиралтейским».

По данным С. Огородникова, идея проведения канала, соединяющего речки Соломбалку и Курью (Пет-Курью) и отделяющего адмиралтейство от 1-й и 2-й соломбальских деревень, появилась после возобновления Архангельского военного порта. Работы на канале были начаты в мае 1739 года и приостановились глубокой осенью. Несмотря на то, что было израсходовано 1163 рубля, следующей весной они не продолжились.

Лишь в 1748 году главный командир порта Иван Черевин решил завершить «прежде начатый» канал. За его доделку, углубление речек, сооружение других водопропускных объектов согласился взяться вологодский купец Лыжин, заломивший при этом чрезмерную по тем временам сумму — 45414 рублей. Вследствие этого вопрос о канале вплоть до конца XVIII века больше не поднимался.

Павел I, обративший в 1800 году внимание на плачевное состояние порта, издал 9 марта указ, предписывавший среди других мероприятий по его улучшению и «проводной канал для отделения адмиралтейства сделать». Однако в связи с обострением отношений с Англией уже выделенные средства вскоре пришлось пустить на военные приготовления.

В 1819 году Архангельск посетил Александр I. Военный губернатор и главный командир порта Алексей Клокачев во время пребывания царя в Соломбале доложил ему о необходимости сооружения канала. Монарх дал соответствующие указания главноуправляющему ведомством путей сообщений Бетанкуру, который в свою очередь поручил подготовить проект и сметы управляющему IX округом его ведомства барону Боде.

Летом 1822 года проект канала длиною 110 саженей (234 метра) был готов. О том, как он воплощался в реальность, какие страсти при этом кипели, кто нажился и кто, наоборот, пострадал, мне удалось узнать уже из других источников, а именно из архивных дел, содержание которых позволило рассказать о нижеследующем.

26 сентября 1822 года к проживавшему в Соломбале инженер-майору IX округа путей сообщений барону Плотто заявились незваные гости - архангельский купец Федор Ермолин и витебский (но постоянно проживавший в Архангельске) купец Хаим Кагнов. Первый из них с ходу спросил: «Не можем ли мы быть вам чем-либо полезны?» Затем он достал сто рублей и сказал, что они желают с ним поближе познакомиться.

Сейчас невозможно в точности узнать, что дальше происходило, но доподлинно известно о том, какими словами описывал случившееся инженер-майор Плотто, в тот же день доставивший рапорт и деньги непосредственному начальнику — инженер-полковнику Боде.

«Я всячески отговаривался, но они так скоро ушли, что я не успел заставить забрать деньги, — говорилось в рапорте. — Так как они взяли подряд на соединение каналом речек Соломбалки и Курьи, то подозреваю, что они имеют неблагонадежные виды на счет упущений на оных работах...».

Высказанные подозрения были небезосновательными, так как еще двумя днями ранее упомянутые купцы дали повод усомниться в их порядочности. Дело в том, что 24 сентября Ермолин и Кагнов подписали с Клокачевым контракт на сооружение канала за подозрительно небольшую сумму - 8900 рублей при сметной стоимости работ в 11935 рублей.

Конечно же, выгоду они предусмотрели сразу — в тот же день всего за 4140 рублей заключили соглашение с четырьмя нижними чинами адмиралтейства, вызвавшимися вырыть канал. Однако это обстоятельство не убавило подозрений у военных инженеров, отвечавших перед своим столичным начальством за качество и своевременность проведения работ.

В этой связи уже на следующий после визита купцов день — 27 сентября — Боде и Плотто пришли с проверкой на место будущего канала, где и застали работавшими унтер-офицера Петра Брюханова, рядового Астафия Зыкова, плотника Афанасия Черемушкина, денщика Максима Сидорова и еще взятых ими в долю нескольких матросов.

Никаких претензий к вышеперечисленным у проверяющих не было, зато к купцам они сразу же появились. Оказалось, что Ермолин и Кагнов и не думали делать оговоренные в контракте и сметах временные концевые обшитые досками и проконопаченные свайно-земляные перемычки, которые бы гарантировали непроникновение воды в русло вырываемого канала. Решив сэкономить, купцы ограничились только распоряжением пока не трогать грунт в местах будущего соединения канала с речками, видимо, надеясь, что естественные земляные преграды не позволят воде просочиться.

Выслушав претензии, подрядчики пообещали, что сделают перемычки, но несколько позже. Поверив им, Боде разрешил продолжить работы, правда, приказав при этом пока не копать землю ниже уровня воды.

Через полторы недели, когда усердно работавшими землекопами надводный слой грунта был снят, выяснилось, что купцы так и не приступили к забивке перемычек. Поэтому инженер-полковнику Боде, безуспешно попытавшемуся приостановить дальнейшие работы, пришлось написать на имя военного губернатора Клокачева рапорт, в котором, в частности, сообщалось:

«Землекопы, будучи гораздо торопливее к скорейшему завершению работ, несмотря на совершенный недостаток инструмента, успели прежде углубиться, нежели купцы при всей моей настоятельности смогли забить первую сваю. Почему прибылая вода, находя в земле жилы, просачивается в канал, что заставляет работающих неоднократно проводить целые ночи за отливкою оной...».

Рапорт хотя и не сразу, но возымел действие — 12 октября простаивавшие до той поры копры забили первые сваи. Однако было уже поздно — вечером подул сильный ветер с моря, начался нагон и подъем воды. А в ночь на 13-е случилось то, о чем не раз предупреждали военные инженеры — уровень воды достиг такой отметки, что вода перелилась и размыла земляные преграды...

Пришедшие утром на место работ Плотто и Боде нашли там измучившихся за ночь и обогревавшихся у костра землекопов. Все их усилия по укреплению земляных перемычек и вычерпыванию воды оказались тщетными. Единственное, что им удалось сделать, это спасти от напора хлынувшей воды меньшую часть казенных бревен, брусьев и досок, предназначавшихся для укрепления берегов канала и строительства моста через него.

Прибывшие из города только в середине дня купцы лишь развели руками — мол, на все воля Божья! И при этом добавили, что так или иначе дело выполнено — речки соединены. Похоже, их мало волновало, что проектная глубина канала не достигнута, берега не укреплены, мост не построен.

Полковник Боде, конечно, не мог закрыть глаза на недоделки. Поэтому он направил Клокачеву еще один рапорт, в котором писал: «Упрямство, корыстолюбие и непослушность купцов стали причиной того, что лучшее время работ уже прошло. Поэтому работы едва ли могут быть закончены в назначенный месячный срок. На будущий же год надобно будет употребить почти такой же капитал на окончание канала...».

Однако с рапортом он опоздал. Неизвестно какими способами и аргументами ушлые купцы уже успели убедить Клокачева в своей правоте. И не только убедить, но и получить оговоренную в контракте сумму, настроив при этом губернатора против военных инженеров. Дело дошло до того, что Клокачев обратился с жалобой к новому главноуправляющему ведомства путей сообщений герцогу Вюртембергскому.

Жалоба начиналась со слов: «Сколь неприятно мне обращать Ваше внимание, но нахожу в обязанность изъяснить..."». Далее Клокачев, изобразив военных инженеров виновниками всех бед, писал: «Я нахожусь в совершенном сомнении к полковнику Боде и майору Плотто и осмеливаюсь покорнейше просить, не угодно ли будет назначить других чинов».

Тем временем Боде и Плотто не сидели, сложа руки. Майор подал в городовой магистрат заявление о попытке дать ему взятку и копию своего рапорта от 26 сентября.

Приглашенный в магистрат Ермолин сказал: «Я, видимо, случайно выронил сто рублей". Кагнов, конечно, его не подвел: «У Плотто был, но не видел, что бы Ермолин давал деньги». Этих показаний магистрату вполне хватило, чтобы вынести такой приговор: «По неуличению Ермолина и Кагнова от ответственности освободить». Купцам удалось выиграть и еще одну тяжбу — на этот раз с теми, чьими руками был вырыт канал. Когда унтер-офицер Брюханов с товарищами обратился в полицию с просьбой принудить Ермолина и Кагнова полностью с ними рассчитаться, купцы заявили, что 1565 рублей удержаны с землекопов, «ибо оные концевые перемычки не сделали».

Напрасно Брюханов доказывал, что перемычки не фигурировали в их соглашении с купцами, — ничто не помогло и землекопы из причитавшихся им 4140 рублей получили лишь 2575. Таким образом, свалив вину на других, Ермолин и Кагнов благодаря своей хитрости и изворотливости не только ушли от ответственности, но и за месяц обогатились на 6325 рублей.

Пока шли разбирательства, из столицы был получен ответ, неудовлетворивший Клокачева. Но губернатор не отказался от идеи выжить из Архангельска обрусевших баронов, которых он почему-то на дух не переносил. После доноса, содержавшего обвинения в ошибках при проектировании и преднамеренном завышении расходов в сметах, Боде был отозван в Петербург.

Однако этого вице-адмиралу Клокачеву показалось мало — вследствие еще одного доноса в столице на военных инженеров было заведено судебное дело. Неизвестно, как бы сложилась их дальнейшая судьба, если бы не скоропостижная смерть губернатора, последовавшая 2 января 1823 года.

Вскоре барон Плотто, ставший подполковником, был назначен управляющим IX округом. В этой должности ему следующим летом пришлось руководить работами по доделке канала — и вполне успешно, так как удалось укрепить берега, построить мост, углубить русло.

Что же касается барона Боде, то ему не суждено было вернуться в Архангельск — в прежнем чине его перевели служить в артиллерию. А спроектированный им канал, давно утративший береговые укрепления, существует и поныне, соединяя речку Курью, именуемую теперь Соломбалкой, с меньшей частью истинной Соломбалки. Большая же ее часть к началу XX века обмелела и вскоре была засыпана, вследствие чего память о ней осталась лишь на старых картах и планах.

Речки Соломбалка и Курья (или Пет-Курья), ещё не соединённые каналом, на карте Архангельска и Соломбалы рубежа XVIII-XIX веков

Почти полностью обмелевшая и засыпанная часть истинной Соломбалки, канал и бывшая Курья (ныне Соломбалка) на карте Архангельска и Соломбалы 1890 года

После цитирования статьи сделаю небольшое уточнение. Выше говорилось, что на баронов Боде и Плотто в столицу был послан донос, в котором они обвинялись в ошибках и превышении расходов. Но не только в этом — упомянутые купцы распустили по городу надуманный слух о нетрадиционных взаимоотношениях их недругов. Думаю, понимаете, о каких . То есть взяли и обвинили женатых людей, супруга одного из которых — баронесса Плотто, уже вдова, фигурирует в архивных документах по крайней мере до 1850-х годов.

В завершение — примерно о том же, с чего начал. Так как и в 2001 году после публикации этой статьи на неё был негативный отклик. Но письмо пришло не ко мне, а в газету. Недовольный читатель писал, что редакции, видимо, нечего больше печатать, поэтому и поместила статейку о каком-то незначительном канальчике, о котором и писать-то не стоило.

Что ж, каждый вправе высказывать своё мнение. Не согласны — пишите сами, пишите лучше, чем я. А меня подобные выпады лишь подзадоривали и подзадоривают, то есть стимулируют. И оппонентов порой жаль — жаль, что не понимают что в ходе ознакомления с историей появления «незначительного канальчика» (как и других историй) можно узнать о многом другом, а главное, узнать о людях той далёкой поры, их нравах, взаимоотношениях, да и об истории города.

_____________________________________________________

Предыдущий пост - Лето 1978-го, Крестцы, практика