Вчера сайт ИА Беломорканал в сообщении 40 рублей. В Архангельске и Северодвинске уравняют цену автобусного билета известил о скором повышении платы за проезд. А сегодняшнем сообщении того же сайта — Архангельские власти отказались комментировать информацию о повышении платы за проезд — говорится следующее:

Накануне во время онлайн-чата главы областного центра архангелогородка задала вопрос о повышении платы за проезд до 40 рублей с 26 декабря. Ответа не последовало, а сам вопрос был оперативно удален.

Что в этой связи можно сказать? — Только то, что выборы позади, поэтому вопросы и мнения горожан власти предержащие (а это всё единороссы) просто-напросто игнорируют. Вот будут новые выборы — тогда да — много чего опять наобещают и будут делать вид, что прислушиваются к мнениям горожан. А пока власти знают, что народ у нас в основной массе замороженный и всё стерпит, в том числе любое повышение цен, тарифов и платы за проезд.

Однако более столетия назад — до революции — архангелогородцы были совсем не такими. Об этом свидетельствуют события 1907 года, о которых я сообщал в статье «Побоище на Буяновой улице», опубликованной в газете «Правда Севера» достаточно давно — в 2001 году. Чтобы не отсылать к ней, ниже привожу текст с небольшими сокращениями:

Начало 1907 года для северян оказалось вовсе не радостным — цены, подскочившие накануне рождественских и новогодних праздников, и не думали снижаться. Более того, продолжали расти. Особенно дорогим стал хлеб — основной продукт питания для большинства населения. Рост цен подстегнул и поползшие по городу слухи о скором исчерпании запасов муки. И они были неслучайны — 1906 год выдался неурожайным, в связи с чем архангелогородцы регулярно узнавали из газет о фактах смерти жителей охваченных голодом поволжских губерний.

Для того, чтобы сбить усиливавшееся недовольство, губернатор Николай Качалов через все архангельские газеты известил, что им совместно с купцами достигнута договоренность о стабилизации цен. Сообщив также о наличии хлебных запасов и посчитав, что этого обращения будет достаточно, он отбыл в столицу, где решался вопрос о его новом назначении.

Но хлеботорговцы не сдержали своего слова. Конечно же, тот факт, что данное губернатором обещание не выполняется, еще больше накалил обстановку. 28 февраля, выдвинув экономические требования, забастовали около 3000 рабочих пяти лесозаводов. Вскоре к ним присоединились работники кондитерской фабрики Х. Манакова и ряда других предприятий.

Представление о том, как отреагировали на их требования хозяева, дает следующее заявление Христофора Манакова: «Промышленность и торговля есть не благотворительные учреждения, а цель приобретения богатства. Чтобы приобрести это богатство, я должен пользоваться дешевизной рабочих рук».

Ясно, что это и ему подобные заявления, делавшиеся на фоне вздорожания жизни, лишь только подливали масла в огонь, вызывая в адрес капитал и власть имущих озлобление как со стороны рабочих, так и среди им сочувствующих.

Нельзя сказать, что власть этого не понимала, но вместо устранения вызывавших недовольство причин она решила устрашить бастующих. В этой связи с целью недопущения собраний, демонстраций и других массовых акций остановленные предприятия были взяты под контроль полиции.

Однако копившееся не один месяц негодование все равно должно было где-то прорвать полицейскую плотину. Так и случилось, правда, в весьма неожиданный день и в еще менее ожиданном месте — на перекрестке Буяновой (Поморской) улицы и Троицкого проспекта.

В воскресенье, 18 (31) марта, в Архангельске проводились традиционные проводы Грузинской иконы Божией Матери, ежегодно в августе доставлявшейся в кафедральный собор из Красногорского монастыря и спустя восемь месяцев обратно возвращавшейся. Посмотреть на крестный ход, начавшийся после поздней литургии и двигавшийся по Троицкому проспекту, в тот день собралось множество публики — как горожан, так и съехавшихся по этому случаю крестьян из пригородных деревень.

Хотя все казенки, отпускавшие спиртное, были предусмотрительно закрыты, тем не менее среди собравшихся находились его вкусившие. Но, как и в прежние годы, городовые, забыв про должностную инструкцию, делали вид, что их не замечают.

В пятом часу на перекрестке между двумя подвыпившими крестьянами возникла обычная для тех дней потасовка, в которую вскоре ввязались и горожане. О том, что дальше происходило, гораздо лучше меня расскажет репортаж газеты «Голос Севера», корреспондент которой оказался в тот час в гуще событий:

Городовые сначала довольно равнодушно смотрели на драку, но когда она стала принимать угрожающие размеры, то полиция стала вмешиваться в и принялась энергично разгонять толпу. Публика от этого пришла в раздражение. И городские обыватели, и крестьяне объединились и стали преследовать полицейских. Последним лучше всего было бы удалиться восвояси, и тогда, по всей вероятности, все кончилось бы само собой.

Но блюстители порядка построились в шеренгу, обнажили шашки и ринулись в толпу. В них со всех сторон полетел поленья, палки, камни и т.п. При оглушительном крике, свисте и хохоте городовые врезались в толпу, но встреченные палками и поленьями, должны были бежать к Среднему проспекту.

Через некоторое время храбрый отряд вернулся и был принят точно так же, как и в первый раз. При этом со стороны полиции был произведен выстрел, что еще больше взорвало толпу. Полиция кинулась в толпу... и тут вся улица приняла отвратительный вид — там избивали полицейского, здесь полицейский избивал публику...

Осознав, что ситуация полностью вышла из-под контроля, полицмейстер Василий Лапин доложил об этом вице-губернатору Дмитрию Григорьеву, который в свою очередь связался с командиром резервного пехотного батальона полковником Дмитрием Рязанцевым. А о том, что затем последовало, говорится в заключительной части репортажа:

На «поле битвы» с барабанным боем прибыла рота солдат, вооруженных винтовками. Начались увещевания, и в разных концах улицы послышались возгласы: «Благоразумные, разойдитесь!» Но, вероятно, из «благоразумных» здесь не было никого, так как никто не думал расходиться.

Началось издевательство над воинами, которое закончилось тем, что последние принуждены были дать четыре залпа в воздух. Но публика, как говорится, и в ус себе не дула и продолжала потешаться над солдатами. Шум и гам дошли до необычайных размеров. Наконец выступила опять полиция и соединенными усилиями благодаря частым выстрелам из револьверов и винтовок, а также с помощью шашек обратила толпу в бегство. Полицейские преследовали толпу вплоть до Соборной улицы, награждая бегущих сабельными ударами. К десяти часам вечера скандал прекратился.

Впрочем, не все полицейские к вечеру так осмелели. Об этом, например, свидетельствует еще одна газетная публикация: «Нам сообщают, что околоточный надзиратель г. Раскатов во время воскресного побоища признал за благо для себя скрываться в дровянике. Кухарка, придя за дровами, была немало удивлена подобным посещением».

Конечно же, обсуждение случившегося на Буяновой улице стало главной темой всех разговоров. Хотя жертв побоища не было, так как все выстрелы производились в воздух, тем не менее большинство архангелогородцев, воочию видя раненных саблями, обвиняло полицию в жестокости.

Оправдываясь, полицмейстер Лапин разослал во все газеты разъяснение, в котором заявил, что чины полиции применили сабли лишь после распоряжения вице-губернатора. Тем самым он осторожно переложил на того всю ответственность.

Что же касается Григорьева, то он из происшествия, безусловно, сделал выводы — не без его нажима были стабилизированы цены, а хозяева удовлетворили часть требований рабочих, что привело к окончанию забастовки. Вместо с тем был отдан приказ разгонять все несанкционированные сборища, в том числе и домашние. О том, как приказ исполнялся, рассказывалось в следующей корреспонденции той же газеты:

По Воскресенской улице в одной из квартир д. Сидоренко происходила вечеринка, на которой присутствовало до 100 человек. Около 11 часов вечера дом окружили казаки и наряд полиции во главе с приставом Паршинским. Выходы все были заняты, и в квартиру были введены казаки, которые, зарядив ружья, взяли их наперевес и все время держали себя вызывающе. В конце концов было арестовано 73 человека.

Не забыл вице-губернатор и о пролетарском празднике, заранее опубликовав объявление: «1 мая не будут допущены никакие демонстрации, о чем и считаю должным предупредить население во избежание столкновений с войсками».

А в июне дошла очередь и до «Голоса Севера», едко комментировавшего все промахи властей и факты самодурства капитал имущих. Он умолк, так как были созданы такие условия, что редакции пришлось переехать в более либеральную Вологду. Но и там газета, переименованная в «Север», оказалась не ко двору и в декабре 1908 года была запрещена.

Предыдущий пост - Арест за пропаганду