Прошло достаточно много времени с совершения преступления и слишком много времени находится на свободе обвиняемый, пользующийся поддержкой губернатора, имеющего интерес в том, чтобы не подтвердилось обвинение и оправдалось его донесение Г-ну Министру Внутренних Дел о том, что это ложный слух.

Дело настолько заинтересовало всех жителей Архангельска, что составляет самый живой вопрос. Повсюду слышен ропот о покровительстве самоуправству. Личная безопасность не считается огражденной. Преступник является повсюду со спокойным видом, уверенный в безнаказанности своего деяния. Это еще больше возмущает всех и заставляет высказываться в том роде, что без револьвера нельзя выходить из дому.

Самоуправство в Архангельске не новость. В течение 12 лет возбуждено мною много подобных дел и приходится постоянно вести борьбу с администрацией, покровительствующей произволу и насилию. К сожалению, один в поле не воин, а потому в городе создалась уверенность, что деньги и связи сильнее закона...

После частичного цитирования рапорта, конечно, следует рассказать, о каком преступлении говорилось выше и что вынудило прокурора написать этот рапорт.

12 ноября того же года чинами 3-й (Соломбальской) полицейской части Архангельска была задержана местная жительница дочь покойного майора Софья Шель. Нельзя утверждать, что поведение Шель являлось образцом добропорядочности, но это обстоятельство никак не оправдывает поступок полицейского пристава Эдуарда Рейнфельда, возжелавшего её. Отвергнув устные намёки, крепко сбитая и статная девица столь же решительно воспротивилась и физическому насилию.

На шум и крики в кабинет пристава сбежались все находившиеся в части полицейские чины. Продолжать в их присутствии попытку изнасилования, конечно, было невозможно. Но наказать строптивую, по мнению пристава, и, видимо, не одного его, всё же следовало.

По приказу Рейнфельда околоточный надзиратель Синцов схватил её за голову, а унтер-офицеры Деньгин и Ермилин за ноги. Начав с пощёчин и ударов сапогом, пристав увлёкся своим излюбленным занятием - поркой розгами. Непонятно, как Софье удалось вырваться и выскочить на улицу, однако и там её настиг Синцов, на этот раз вцепившийся в волосы. И экзекуция продолжилась, причём на глазах соломбальцев — дело происходило недалеко от Торговой (ныне Терёхина) площади.

Они же, соломбальцы, когда «стражи порядка» удалились, помогли избитой встать и отвели к здешнему врачу Михаилу Заграйскому, затем к акушерке. Первый засвидетельствовал факт нанесения побоев, вторая — наличие кровавых следов от розг на интимных местах.

Возможно, лишь освидетельствованием эта история и закончилась, если бы Софья Шель была мещанской женой, матросской дочерью или унтер-офицерской вдовой. Но её покойные родственники были иного калибра: отец Николай Романович служил помощником смотрителя (начальника) морского госпиталя, дядя Александр Романович — членом коммерческого суда, дед Роман Иванович — директором Архангельской конторы Ассигнационного банка. Поэтому на следующий день она с медицинскими справками явилась к архангельскому полицмейстеру Ивану Пиотровскому. Его реакция: «Сама виновата». То есть почти как у Гоголя в «Ревизоре» — мол, сама себя высекла. Тогда Софья добилась приёма сначала у вице-губернатора Александра Подвысоцкого, потом — у губернатора Николая Игнатьева, который пообещал, что поручит полицмейстеру разобраться.

Однако в те дни архангелогородцы хорошо знали, что представляет собой полицейское расследование, особенно касающееся поступков своих сотрудников. Поэтому, будучи уверенной, что и Пиотровский, и срочно сменивший его Иван Криштоф всё равно замнут дело, Софья Шель пошла на приём к губернскому прокурору Родионову, в открытую враждовавшему с местной полицией и лицами, покрывавшими её произвол.

Уже наслышанный о случившемся, наконец-то получив от Шель результаты медицинского освидетельствования, прокурор Родионов поспешил опередить губернатора, для чего тут же отправил министру Набокову телеграмму. Кратко сообщив о совершенном Рейнфельдом преступлении, уведомил, что «поручил дознание жандармскому офицеру».

Да, только на офицеров не подчинявшейся губернатору политической полиции и мог опереться прокурор. Все остальные властные и силовые органы, в том числе городская полиция были подведомственны первому должностному лицу губернии, который, в свою очередь, подчинялся министру внутренних дел.

Именно от последнего и получил вскоре губернатор Игнатьев соответствующий запрос. Ушедший в столицу ответ гласил, что прокурор на основе ложного слуха пытается в очередной раз опорочить архангельскую полицию, а значит и лично его, Игнатьева.