Вчерашнее сообщение закончилось абзацами о красногалстучных «археологах», которыми в том далёком мае 1967-го года были трое моих одноклассников и я. Вот какими мы были тогда: Володя Витязев, Саша Чулков (они двоюродные братья), Серёжа Митричев, я.

В том же составе мы, как правило, возвращались после уроков — по улице Пахтусова и Первому Банному переулку. Серёжа жил в деревянном двухэтажном доме, стоявшем по улице Валявкина на пересечении с упомянутым переулком, поэтому дальше по этой улице шли троём. И хотя жили почти в её конце, но в один из тех майских, по-летнему тёплых дней наш путь домой был совсем не прямолинеен. Так как на Таймырской мы свернули на пляж. Однако не для того, чтобы на нём, ещё пустовавшем, например, поиграть. А для того, чтобы досрочно открыть купальный сезон — уж очень не терпелось залезть в воду, пусть и почти ледяную.

Проезжавшие и шедшие по Кузнечевскому мосту наверняка считали нас юными придурками, но мы насмешливые взгляды не замечали, а медленно, переступая через ещё не убранные после ледохода брёвна, погружались в холодную воду. А передумать и повернуть было никак нельзя — друзья будут считать тебя трусом. Подбадривая друг друга и дрожа от обжигающего холода, погрузились сначала по колено, затем замочили трусы — а это означало, что теперь повернуть — позор!

Затем зашли по пояс и на счёт «Раз, два, три!» присели, то есть погрузились в воду. Дыхание, конечно, перехватило, но, оправившись, сделали ещё несколько шагов от берега. Но удаляться дальше — значит, уже плыть — не решились. Раза по два кувыркнувшись в воде, стремглав помчались на сушу. Бегом — под пристань и между её столбов-опор, стащив с дрожащих тел трусы, принялись их выжимать. И при этом не упустили случая украдкой взглянуть на скукоженные от холода кончики друзей, вскоре спрятанные под спешно натянутые брюки. Дрожь сразу не прошла, но это был пустяк — главное сделано, и завтра в школе мы могли похвастаться, что открыли купальный сезон. Что никак на нашем здоровье не сказалось — не то что не заболели, даже ни разу не чихнули...

Что же касается пляжа, то точной даты, когда он был намыт не помню — видимо, 1963-1964 годы. Но отлично помню, как землеснаряд «качал» песок с водой, как толстый слой песка покрывал полусгнившие рейки, оставшиеся от давно закрытого 8-го (бывшего Макарова) лесозавода, как вода, стёкшая с образовавшейся песчаной возвышенности, собиралась в огромные лужи, в которых можно было бродить по колено. Что мы, разновозрастная ребятня, и делали..

Вслед за появлением пляжа была открыта лодочная станция, где напрокат выдавались вёсельные лодки и водные педальные велосипеды:

Тогда же на пляже появилась и парашютная вышка, которая в отличие от лодок и велосипедов была нам, мальчишкам, к огромному нашему сожалению, недоступна — лишь для лиц старше 18 лет — так гласило объявление. Поэтому оставалось завидовать прыгающим и за ними наблюдать. Как сейчас вижу: подвыпивший отдыхающий, несмотря на уговоры жены, заплатив за прыжок, если не ошибаюсь, копеек 15-20, в одних плавках полез по ступенькам на вышку. Не знаю, как там, на верху, он сумел уговорить, чтобы разрешили прыгнуть. Факт, что разрешили, и он бесстрашно полетел вниз. Но при приземлении нетрезвое состояние дало о себе знать — если все другие, чуть приседая, касались песка благополучно, то его, едва задевшего песок, понесло назад, и он, сделав пару шагов, упал на спину и стукнулся головой о нижнюю горизонтальную балку основания вышки. Хорошо, что не сильно...

Впрочем, нам и без прыжков занятий на соломбальском пляже хватало — купание, игры в волейбол и футбол. Поэтому мы, ребятня с Валявкина и других близлежащих улиц, проводили там все тёплые летние дни. Да ещё прибегали вечером, когда вода за день прогревалась.

И тут же учились плавать, но не на мелководье — почти рядом всегда стоял плот приплавленной древесины, и между пучками бывали водные зазоры — от трёх до пяти метров. Сумев преодолеть эти дистанции, осмеливались плавать рядом с плотом — так и учились. И при этом старшие рябята всегда следили за младшими. Поэтому не могу припомнить ни одного печального случая, даже случая, что бы кто-то тонул, но был спасён. Потому и родители относились спокойно к факту пребывания их детей весь световой день на пляже.

Хотя, возможно, относились бы с тревогой, если бы знали, куда мы плавали. Так, своеобразным экзаменом на право быть равным с другими в мальчишеском сообществе являлась способность преодолеть дистанцию до первого быка (опоры) Кузнечевского моста и обратно. Но плавали до неё не в любое время, а в те минуты, когда вместо прилива начинался отлив (или наоборот). То есть тогда, когда практически исключалась возможность быть снесённым с дистанции сильным течением. Кроме того, экзаменуемого сопровождал более старший парень. И, конечно, с передышкой — ухватившись за выступы на поверхности быка.

Как-то раз одна побывавшая на пляже соседка сказала маме: «А ваш Миша так далеко плавает...» Ответ был для соседки неожиданным: «Плавает и пусть плавает. Что теперь поделаешь. Хорошо, что сам научился. А я вот в детстве так толком и не научилась...»

С той поры прошли десятилетия, и давно нет лодочной станции и парашютной вышки. А как выглядел пляж, вернее, то, что от него оставалось в 2013-ом, свидетельствует фотоснимок того года:

Предыдущий пост - И вновь о монетах