20:50 Рассказ о верности и дружбе |
Среди старых рукописей, по разным причинам не опубликованных и хранящихся в архивном фонде "Правды Севера", я однажды обнаружил рассказ "Моё лохматое счастье", написанный в 1962 году. Его автором был Павел Сергеевич Смуров - журналист, в предвоенные годы короткое время работавший в "Правде Севера". А до этого он редактировал многотиражные газеты, в том числе и "Лесную магистраль" - орган политотдела Няндомского отделения Северной железной дороги. Более подробная информация о Павле Смурове (1902-1972) содержится на сайте www.cultinfo.ru, с которого я заимствовал нижеприведённую фотографию журналиста.  Найденная рукопись была посвящена няндомскому периоду работы, точнее, одному из его ярких эпизодов, о котором и спустя тридцать лет, конечно, не мог забыть старый газетчик. Восстановив в памяти его мельчайшие детали, Смуров, живший в начале 60-х в Москве (по крайней мере, письмо оттуда было послано), написал "Моё лохматое счастье". Рассказ пролежал в архиве почти пять десятилетий, но не устарел. Пронизанный добрыми и светлыми чувствами, он, конечно, найдёт своих читателей. МОЁ ЛОХМАТОЕ СЧАСТЬЕ
Случалось ли вам бывать в северном городе Няндома, стоящем на полпути от Вологды к Архангельску? Не знаю, как выглядит он сейчас, а три десятилетия назад Няндома представляла собой два посёлка: железнодорожный и районный центр. Их разделяла болотистая низина шириной два-три километра. Местные жители называли ее "Волчья падь", потому что здесь в зимнюю пору хозяйничали волки. В Няндоме я организовал политотдельческую газету, редакция которой помещалась в доме политотдела в железнодорожном посёлке, а жили мы в стоявшем на запасном пути спальном вагоне. Жили по тем временам роскошно - каждый занимал отдельную полку. Одно было плохо - газета печаталась в районной типографии, дорога к которой пролегала как раз через эту низину. Зима 1933-1934 годов запомнилась мне своими бесконечными метелями и снегопадами. Шагая в типографию и обратно "Волчьей падью", я утопал в снегу, то и дело сбиваясь с пути. Двухметровые шесты, уже наполовину занесённые снегом, предостерегающе помахивали гнущимися от ветра вершинами. В вечерние и ночные часы в низине не встретишь ни души, только вдали скользили какие-то тени. Это волки. Нередко они забегали в посёлки и, проникая во дворы, уносили ягнят. Но не брезговали и собачиной, поэтому люди, дорожившие своими собаками, как только начинало смеркаться, загоняли их домой. Лишь в железнодорожном посёлке бродил, как неприкаянный, бездомный пёс - огромный, одетый в грязную скатанную-перекатанную, но, должно быть, все же тёплую шубу. Он был страшен на вид, в нем чувствовалась звериная сила и ловкость, и это внушало уважение к нему. Даже самые отчаянные ребятишки не швыряли в него снежки. Были в этом псе и хитрость, и лукавство. Очевидно они являлись следствием бытия и спасали его от голодной смерти. Иногда голод толкал его на безрассудный поступок - он был способен вырвать пищу из рук зазевавшегося человека. При всём том это был кроткий, дружелюбный, доверчивый зверина. Брошеная корка хлеба, рука, потрепавшая загривок, сделали своё дело - ранее не видавший ласки, пёс быстро привязался ко мне. Скоро я обнаружил, что он спит под нашим вагоном и как раз под моей полкой. С детства не получив имени, пёс бежал на любую кличку, помахивая тяжёлым, толстым, как полено, хвостом. Пёс ежедневно провожал меня в типографию и дожидался у дверей, когда я пойду обратно. Брели мы заснеженной низиной рядом, как хорошие друзья. Я не смотрел по сторонам - волки были не страшны, покуда со мной лохматый спутник. Накануне Нового года я, купив в орсовском магазине два круга колбасы, шёл к себе в вагон. Шагалось легко. Радовала предстоящая встреча Нового года среди друзей с приличной порцией водки, нехитрой закуской, танцами под патефон... И тут я был наказан за свою мечтательную беспечность: кто-то сильно рванул меня за руку. Оглядываюсь и вижу своего лохматого друга, улепётывающего со всей собачьей прытью. Колбасы в моей руке, конечно, уже не было. Обида не утихала долго. Часа через два я вышел из вагона и свистнул. Пёс приблизился ко мне медленно, останавливаясь на каждом шагу. Я угадал его мысли: ему хотелось, чтобы дорога длилась бесконечно, он был готов от стыда провалиться под землю. Но я не пощадил его и два -три раза сильно ударил ремнём. Пёс не пытался убежать, покорно стоял на месте до той поры, пока я не скрылся в тамбуре. Вскоре, отправляясь в типографию, я долго звал пса, но он не появился. Пошел один. В низине кружила позёмка. Снег, поднявшись, катился широкой непрерывной волной. Ветер сначала пробовал свою силу, затем рассвирепел. Разыгралась настоящая метель. Когда, подписав новогодний номер, я вышел на крыльцо, снежный вал чуть не свалил меня с ног. Я подумал: "Не остаться ли до утра в типографии? Но нельзя - друзья встревожатся, бросятся искать". Шагнув с крыльца, я оказался в снежном плену. Вокруг не было ничего, кроме снега и ветра. Снег не шёл, не падал, не валил - он метался под осатанелый вой ветра. До Нового года оставалось не более сорока минут. Прорываясь сквозь снежный поток с упрямством и непреклонностью истинного газетчика, я продвигался вперед. Кругом - непроницаемая тьма, не видно даже станционных огней, обычно служивших маяком. Скоро я понял, что сбился с пути. Один раз мне показалось, что впереди что-то движется. Волки? А хоть бы и волки! Один у меня сейчас враг - метель. Вдруг слева загремело - это прошел архангельский поезд. Значит, я уже два часа кружусь на одном месте. Помимо моей воли в голове закопошились разные мысли: политотдельцы уже встретили Новый год, поздравили друг друга с новым счастьем, но ведь оно непредсказуемо и многолико. Для меня сейчас не было бы большего счастья, чем оказаться в тёплом жилище... Размышляя так, я рухнул в пропасть. И тут понял, что угодил в деповскую канаву. "Теперь - конец!" - решил, чувствуя, как одежда и валенки намокают в тепловатой, воде. Кричать, звать на помощь? Никто не услышит... Оказывается, и слабый, малосильный человек способен бороться за жизнь - цепляясь окоченевшими руками за края канавы, покрытые сверху мягким, ниже - жестким, обледенелым снегом, я пытался выкарабкаться. И вдруг увидел, что кто-то ползком подбирается ко мне. Вот и волк! Я уже слышал дыхание зверя... Но тут узнал в нем своего лохматого друга. "Полкашка!" - крикнул я первое пришедшее на ум собачье имя. В ответ он лизнул мою щеку. Я потянулся ко псу, потрепал загривок, затем, изловчившись ухватился за хвост. Скомандовал: "Вперёд!" Лохматый рванул, что было силы... Я лежал на снегу. Вблизи развалился лохматый. Метель утихала. И вдруг пёс подал голос, а ведь я никогда раньше не слышал его лая. Пёс лаял вновь и вновь, но в его лае не было обиды за причинённую боль. Нет, он хотел сказать другое: "Чего разлёгся? Вставай! Иначе замёрзнешь." Поднявшись, я произнёс: "Что ж, показывай дорогу, друг". И мы двинулись. Он, наваливаясь всей тяжестью своего тела, прокладывал путь, оставляя за собой широкий след. Вскоре показался вагон. В нём уже давно погас свет. Да, я опоздал поздравить друзей с новым счастьем. Но, повторяю, счастье непредсказуемо и многолико. И вот теперь, после того, как я поднялся в вагон, рядом, точнее, возле ног лежало и согревало их моё лохматое счастье... |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |