13 июня я рассказал о реакции некоторых посетителей сайта на упоминание разделе "Жили-были" их предков. И отметил, что наряду со словами благодарности (на которых я вовсе не рассчитывал) мне стали присылать старые фотографии, письма и другие свидетельства ушедших времён. Например, недавно я ознакомился с перепиской 1860-х годов, причём получил разрешение её частично опубликовать. Но только без упоминания фамилий. Поэтому на ниже воспроизведённом конверте фамилия адресата удалена:

В самом же письме говорится:

Здравствуйте

Парасковья Васильевна

и

Татьяна Васильевна!

Письмо Ваше получил и благодарю за внимание. Только вот, что для меня нехорошо: зачем вы каждое мое слово взвешиваете и принимаете к серцу. С Вами и серьезничать нельзя, да и шутить не совсем удобно. Мало-ли что говорится но делается иначе. Вот на пример я писал Вам, что скоро буду в Архангельске между тем не так случилось - завтра еду в Запечерский край к Маривскому со спиртом с почтой и подорожные и прогоны только остановится разве поездка затем что сегодня не приедет в Пинегу Неронов. Думал-ли я что меня командируют?. Эта командировка мне не понутру. Должен проездить два месяца а когда возвращусь то опять пошлют, такое сделано распоряжение председателем. Вот Вам и Архангельск!

Сегодня я Вам пишу мало, потому что спешу отправить почту. Если вздумаете писать ко мне то адресуйте на имя Устьважского Винного пристава Ивана Федоровича Селенинова для передачи мне /: село Устьвага Мезенского уезда:/ В Устьваге и я буду писать. Только пишите с первою почтою.

Теперь прощайте и будьте здоровы. Тётеньке большой поклон.

В качестве пояснения к процитированному скажу следующее: письмо было написано молодым чиновником Павлом Владимировичем, который был вынужден перевестись из Архангельска (где служил в городском полицейском управлении) в уездный город Пинегу. Однако причиной переезда были не интриги на службе или недовольство начальства, а совсем другое. Дело в том, что у Павла в Архангельске проживала тётка (вдова родного дяди) Екатерина Егоровна (имела такую же фамилию), у которой были две дочери Парасковья и Татьяна. Первую удалось выдать замуж, а младшую (но уже далеко не юную) пристроить никак не могли. И тогда у тётушки возникла мысль выдать её за племянника, то есть за кузена - двоюродного брата. А за осуществление этого плана решила взяться старшая сестра. Причем так настойчиво, навязчиво и бесцеремонно, что Павел Владимирович поспешил покинуть Архангельск и на все приглашения приехать в гости отнекивался. То ссылался на болезнь, то на осеннюю или весеннюю распутицы, то на частые командировки. Однако отношения с родственниками старался не портить и поэтому поначалу писал им предельно уважительно.

Тем временем Парасковья время не теряла - написала от имени сестры (которую в семье почему-то звали Кисленькой) и Павла Владимировича ходатайство, сходила с ним на приём к архиепископу (владыке) и уломала того дать разрешение на брак между двоюродными сестрой и братом. И об этой радостной вести сообщила в Пинегу. Ответ был таким:

Пинега. 8 декабря.

Добрейшая Парасковья Васильевна! Письмо ваше страховое получил сего дня, прочитал его как следует, но добиться толку не смог и до сей поры. Вы пишите о дальней степени родства и толкованиях владыки-дурака, но взяли ли вы в резон: отношения наши будущие, толки архангельские в этом случае, и, наконец, близость родства и закон? Верно, не взяли, а очень скверно, если Архангельск забьет в ладоши во всеуслышание и имена наши врежет в память на десятки лет. Я бы на вашем месте сначала бы разобрался в степени родства да потом уже обратился за советом, куда следует. Наконец, кто дал вам право на подобное ходатайство? И есть ли здесь моя собственная моя воля и рассудок? Зачем искать того, чего трудно добиться? Я подобного письма не ждал от вас, меня оно крайне оскорбило. Что вы внушили Кисленькой? Разве вы не женщина? Разве вы ребенок? А та, будучи убеждена на слова ваши, начала сильнее и сильнее страдать. Это почему? Что вы хотели этим сделать? Или, может быть, сочли меня за ребенка, не видавшего подобные картин и не могущего судить о достоинстве их. Бог вам судья, я на вас сердит.

Писать особенно ничего не могу, как пожелать вам от сердца, а равно тетеньке и Татьяне Васильевне доброго здоровья, а главное некоро------- работы пронести.

Еще повторяю, Парасковья Васильевна, обратите на это письмо особенное внимание.

Любящий вас от всего сердца и души Павел. Третьего дня я заболел лихорадкой и теперь поправляюсь.

Подобный ответ не охладил пыл Парасковьи Васильевны - она решила подключить к делу потусторонние силы - бегала по местным колдунам и ворожеям, который обещали приворожить кузина к кузине. И одновременно ходила в собор молиться за скорый брак и советоваться с владыкой. Однако союз небесных и потусторонних сил тоже не помог - Павел Владимирович был неприклонен:

Пинега, 17 января

Милостивая Государыня Парасковья Васильевна!

Вы пишите ко мне страховыми письмами, а я так посылаю Вам настоящие письма по эстафете. Во-первых, я поздравляю Вас, тетеньку и Татьяну Васильевну с новым годом и Татьяну Васильевну еще с прошедшим днем ангела, желаю ей и вам здоровья, поменьше искать колдунов, поменьше конфузить себя и других да пореже бегать к архиерею со спросами. Все это вместе взятое ужасно грязно, что вы наделали, кого и зачем вы не посылали куда-нибудь, наконец, для чего все это вы делаете?

Мне все известно и если я молчал до сих пор, то именно из приличия. И кто все это творит, как не Парасковья Васильевна! Мне очень жалко Вас, Парасковья Васильевна, что Вы далеко зашли!.. Вы кажется заблудились!.. Вернитесь с дороги! Устаньте, если не устали! Как вы в письмах не скрывали истинных ваших замыслов, но в последнее письме сами себя выяснили: в одно время я и - "бесценный Павел Владимирович" - и в то же время стращаете этого Павла Владимировича владыкой-архиереем. Славно! Напрасно вы стыдите свою сестру, водите ее куда не следует, она не виновата, что вы с некоторого времени словно как оглупели. Бросьте вы ваши затеи, они кроме вреда вам более ничего не принесут. Итак, до свидания, пока Вы не поумнеете. Уважающий вас (фамилия). Теперь то мне все открылось - и прошедшее, и настоящее.

Получив это письмо, Парасковья решила действовать по-другому: получив благословение владыки, вместе с сестрой поехала якобы на богомолье в находившийся недалеко от Пинеги Красногорский мужской монастырь. А оттуда написала Павлу Владимировичу: "Срочно приезжайте, Татьяна в дороге тяжело заболела, надо срочно вести к врачу". Тот приехал. Татьяна, конечно, была здоровой, точнее, готовой к венчанию в монастыре. Павел, понятно развернулся, они - за ним. Но так как был уже поздно, остановились заночевать на Юрольской ямской станции, где Прасковья попыталась реализовать запасной вариант: утром подняла шум, крича, что ночью Павел лишил Татьяну невинности.

После этого переписка прерывается на пару месяцев:

Пинега. 19 мая 1864 г.

Здравствуйте, Парасковья и Татьяна Васильевны! Поздравляю вас с теплым летом и с этим вместе прошу простить меня мою беспечность столь долго не писать к вам. Впрочем, с 28 апреля по настоящее число ушло только две почты в Архангельск по случаю распуты, кроме того, у нас была ревизия.

Письма ваши, как посланные на пасхе, так и полученные ныне, 13 мая, получил и удивляюсь, как не надоедает вам толковать об одном и том же тысячу раз. Кажется, я вам все высказал, что нужно. Лучше бы вы описывали архангельские новости, чем бредни и глупости, которые окончательно заставляют меня к вам не писать и сказать в последний раз: для меня все трынь трава. Я кроме Бога и Царя никого не боюсь. Вы пишите, что опять приедете ко мне, только это будет совершенно лишним. С вашими поездками вы тоже ничего не делаете, как срамите меня и себя. Последний ваш приезд огласился на всю Пинегу и прежде чем я возвратился, в Пинеге было известно все, не исключая даже проведенной с вами ночи на Юрольской станции, которая для меня памятна, что не выходит из голову, а, главное, с этой ночи и до сих пор я не могу поправиться в здоровье. Я так простудился, что недели две лежал в постели. Кроме того, Неронов насплетничал на меня Председателю и сказал, что ко мне приезжала какая-то девка и я два дня терялся, и я имел получить выговор. Вообще я бы желал, чтобы вы вовсе не ездили ко мне. В противном случае, я то сделаю, которое ни вам, ни мне во сне снилось. С нынешней почтой я послал Н.Н. докладную записку об отпуске и жду с предбудущей почтой ответа. Еще бросьте, пожалуйста, ваши бредни, которые, клянусь, вас до добра не доведут, и повторяю вам, что я не мальчик, который допустил себя водить за нос. Одним словом, будучи в Архангельске, вы не увидите меня, если только будете писать глупости. Прощайте и будьте здоровы и не глупите. Ха! Ха! Ха! Ха! Браво! Ваш (фамилия).

Однако Парасковья Васильевна продолжила "глупить" - вновь по архиерейскому благословенью приехала в монастырь на "моленье". Но на этот раз кроме сестры прихватила с собой и престарелую мать. И вновь побеспокоила кузена:

Павел Владимирович, я здесь в монастыре Красногорском, сейчас приехали, желаю поговорить с вами лично, приезжайте сейчас, мне долго ждать нельзя, прошу вас, приезжайте, хотим оправдать себя и сестру. Если нельзя, я еду прямо к вам в управление, буду говорить при всех с вами, пережду часа два. Парасковья Васильевна. Поэтому прошу Павленка передать вам.

И получила такой ответ:

Если вы желаете со мною видеться, то можете сами приехать в Пинегу, я не здоров и сейчас из бани. Вы, кажется, начинаете смешить Пинегу во второй раз. Впрочем, лестно с вами поговорить. Напрасно вы стращаете полицией.

Когда же "набожные паломницы" вернулись в Архангельск, Парасковья Васильевна пошла на крайний шаг - подала на Павла Владимировича в суд. Однако ни она, ни сестра, ни их мать не смогли представить доказательств, свидетельствующих, что родственник ранее давал какие-нибудь обещания жениться и тем более лишил Татьяну невинности...

В заключение остаётся только сказать, что содержание частично процитированной переписки могло бы стать сюжетом для небольшой повести, такой как «Дядюшкин сон». Но для создания в чём-то похожего по интриге произведения нужен талант Фёдора Михайловича...

Предыдущий пост - Двина под Пучугой

Следующий пост - И жалкий лепет оправданья...