Несомненно, у жителей Архангельска немало поводов гордиться его историей. Причин тому предостаточно — широко известных и не очень. К числу последних можно отнести тот факт, что наш город после Петербурга и Москвы стал третьим, где было открыто «дружеское или джентльменское собрание», то есть Английский клуб. Впервые подобные собрания появились в столице при правлении Екатерины II. Понятно, что иностранцами — купцами и предпринимателями. А официально петербургский Английский был учреждён по инициативе фабриканта Франца Гарднера в 1770 году и его девиз по-латински был таков: «Concordia et laetitia» («Согласие и веселье»). А в первопрестольной Английский клуб появился двумя годами позже.

Иностранные купцы оказались инициаторами открытия «дружеского собрания» и в Архангельске. И первая реакция военного губернатора Дмитрия Ивановича Лобанова-Ростовского на появление клуба была резко отрицательной. О чём 1 декабря 1798 года он доложил императору Павлу I:

Узнав здесь в обществе о существующем собрании, под названием дружеского, в доме содержателя оного архангельского 3-й гильдии купца Готлиба Колморгена, составленного большею частию из служителей здешних купеческих контор, гезелей и канцелярских служителей, упражняющихся в пьянстве до поздней ночи, я неприличные таковые скопища молодежи более терпеть не мог и для того запрет на оные на новый 1799 год под строгое наблюдение полиции наложил, о чем долгом своим почел всеподданнейше донести Вашему Императорскому Величеству...

Здесь следует пояснить, что данное заведение, также избравшее девиз «Согласие и веселье», было открыто в августе того же года по прошению упомянутого купца, который сообщал о «намерении содержать по соглашению здешних и иностранных граждан дружеское собрание под названием клуб с приготовлением всего принадлежащего к угощению того общества». Причём разрешение на открытие дал не губернатор, а городская полиция, которая вскоре пожалела об этом. Ибо клуб сразу стал местом сбора не только живущих в Архангельске иностранцев, но и молодых горожан — как служивого сословия, так и разночинцев, например, гезелей (аптекарских учеников). И если иностранцы сдержанно потребляли угощения не забывавшего о своей выгоде купца, то местная молодежь вкушала заморские напитки без разбора и меры. Образно говоря, веселье в клубе било через край. Что и побудило губернатора его закрыть.

Однако запрет вызвал недовольство у иностранцев. Вынужденный с ними считаться, военный губернатор предложил открыть другой клуб, но в Соломбале. А мотивировал тем, что многие западноевропейские купцы живут там постоянно, к тому же большая часть иностранных судов швартуется именно к причалам Соломбалы. А другую причину своего выбора он, конечно, не озвучил. Хотя она и так была понятна: удаленность Соломбалы от центра города и водное, весной и осенью непреодолимое препятствие на пути в нее должны были, по его мнению, отпугнуть городскую молодежь.

Но на это предложение никто не откликнулся. Тогда пришлось его скорректировать: разрешить открыть клуб в городе, но с условием — посетителями будут только купцы. Реакция на уступку была незамедлительной — в своем прошении купец Стефан Гарлант писал:

Имею я намерение с сего времени содержать впредь на годичное время дружеское собрание из числа российских и иностранных купцов. Для такового предполагаю в нынешнее зимнее время по 1 мая устраивать его в каждую неделю два раза, то есть в среду — ужин, а в субботу — обед, с препровождением дружеской между собой в те вечера компании, а с того 1 мая однажды в неделю в каждую субботу. В рассуждение чего Ваше Сиятельство покорнейше прошу таковую дружелюбную компанию в показанное время в доме купца Соломона Фанбрина собирать дозволить.

Губернатор возражать не стал, но решил заручиться согласием императора:

Общество, составленное из лучших здесь чужестранных купцов, ничего, кажется, по наружности противного законам Вашего Императорского Величества в себе не заключает, но как содержателю того собрания дозволения на возобновление оного на наступающий 1799 год не мог я сам собою на то решение дать, приемлю смелость всеподданнейше испросить Вашего Императорского Величества соизволения. Я же местной городской полиции предписал, чтобы всегда в дни съездов того собрания был там частный пристав...

Павел I отреагировал, на удивление, весьма одобрительно:

Господин генерал-лейтенант князь Лобанов-Ростовский, донесение ваше от 1 декабря, в котором вы объяснили, что, приметя общество, находящееся в доме купца Колморгена под названием дружеского собрания, неприличным, оное запретили, я получил и объявляю за таковую с вашей стороны осторожность вам Мое благоволение.

Равно и за учреждение, сделанное вами, в другом обществе купца Гарланта наблюдения, чтобы всегда в дни сборов были той части частные приставы.

Пребываю к вам благосклонной.

Когда в начале января этот ободряющий ответ пришел в Архангельск, у Лобанова-Ростовского, как говорится, отлегло на душе, ибо он на свой страх уже разрешил устроить в клубе два собрания — по случаю встречи 1799 года как по григорианскому, так и по юлианскому календарям. Первое пиршество проводилось, понятно, под наблюдением полицейского пристава, а вот на встречу Нового года по русскому стилю пришел сам военный губернатор, произнесший первый тост во здравие императора Павла Петровича.

В заключение следует пояснить, почему военный губернатор попросил одобрения у монарха. Дело в том, что в 1798 году именно он в связи с ухудшением отношений с Великобританией закрыл московский Английский клуб. А вот петербургский — близкому к царю князю Лопухину удалось отстоять с превеликим трудом. Поэтому вероятность того, что императора разгневает весть об открытии в Архангельске аналога столичных клубных заведений, была очень высокой. Однако Павел I оказался вовсе не таким ограниченным самодуром, каким его стали изображать почти сразу после убийства. Да и по сей день изображают.

Предыдущий пост - В завершение печальной темы