Сегодня, продолжая цикл «Соломбальские истории», знакомлю с ещё тремя, случившимися в 1847 году и между собой связанными участием в них одних и тех же персонажей. Место действия первой — большой двухэтажный дом, стоявший на Первом проспекте (ныне улица Терёхина). А принадлежал он семье Александра Рейндфлейша — домашнего учителя, просвещавшего адмиральских и обер-офицерских детей. Вернее сказать, дом по соломбальской традиции был оформлен на его жену — Амалию. Она считалась и владелицей гостиницы, номера которой располагались на первом этаже дома и во Флигеле.

В июне 1847 года Александр Рейндфлейш был в отъезде, и в одну из белых ночей того месяца, а если быть точнее, в ночь с 6-го на 7-е июня произошло событие, описанное его супругой в поданном на имя соломбальского полицмейстера майора Вальховского объявлении:

Сего числа в три часа по полуночи пришел ко мне на квартиру вовсе неизвестный мне человек, который ломил с чрезвычайным насилием в дверь, пока находящиеся у меня в услужении люди не отворили ему оную. Он насильно вошел в занимаемые мною покои с двумя сидельцами питейных домов Калининым и Савельевым, которые, как и он сам, были в пьяном виде. По приходу в покои он закричал, на каковой крик я, встав с постели вышла к нему, не успев даже одеться, и спросила, что ему нужно и кто он таков. На это он мне ответил, что ревизор по питейному откупу и пришел запечатать содержимую мною гостиницу и осведомиться, чем я торгую.

На что я ответила, что к сему делу не допущу в такое позднее время без депутата с моей стороны и чиновника местной полиции. Но он с грубостью и криком потребовал от меня свидетельство на право торговли, причем заявил, что я должна заплатить 200 рублей серебром.

На это крик и шум проснулись и дети мои, из коих сын мой Александр спросил: Кто он и что ему надо в такое позднее ночное время. Но тот вместо ответа закричал на него, сказав, что не имеет надобности объясняться.

Это обстоятельство побудило меня, послав находящегося в услужении человека, обратиться к полиции с требованием о помощи, и пришедшие полицейские служители взяли бывших у меня в комнате вышеуказанных двух сидельцев. Назвавшийся же ревизором остался и сказал, что он не выйдет. Пробыв однако до 5 часов утра, и он ушел. К сему ещё присовокупляю, что кроме этих трех был во дворе еще один с ружьем, который в дом однако ко мне не входил.

Об этих насильственных действиях помянутых пришедших ко мне в дом я имею честь объявить Соломбальской Полиции, покорно прося за таковые обидные для меня поступки их поступить с ними по законам и меня на будущее время от подобного оградить.

Amalia Reindfleisch

Личность неизвестного Амалии Рейнфлейш человека полиция установила легко - им оказался находившийся в отставке винный пристав титулярный советник Дмитрий Федяков, который по своей прежней должности обязан был наблюдать за хранением казённого вина и его продажей. Конечно, не в ночное время и не в пьяном виде и, не вымогая деньги за несуществующие нарушения. И не будучи в отставке. Однако он считал, что, даже уволившись, так поступать может. Впрочем, о нём несколько позднее. А пока о соучастнике ночного визита — сидельце (продавце) Абросиме Савельеве — проживавшем в Соломбале крестьянине Грязовецкого уезда Вологодской губернии, который в том же месяце сам явился с жалобой в полицию:

18-го числа сего июня в 10 часов вечера пришел в Ново-Соколовский питейный дом, в коем нахожусь сидельцем, иностранный матрос и принес с собою железную помпу, просил дать ему косушку вина. Косушка была в то же время ему отпущена, но денег не отдал. По выпивке вина стал я требовать от него денег, но он вместо отдачи, сделавшись в азарт, вышеуказанной железною помпою нанес мне в щеку к правому глазу удар так сильно, что я сделался в безчувственном положении. Примерно тогда для осмотра тишины и спокойствия пришедшие полицейские солдаты Степан Холопов, Анисим Лопарев и Ян Кшеновский удержали иностранца от дальнейшего нанесения ударов, а если бы не удержали, то лишил бы меня жизни.

А месяцем раньше — 13 мая — полицию посетил вышеупомянутый Дмитрий Федяков, подавший полицмейстеру бумагу, в которой говорилось:

Минувшего февраля 18-го числа настоящего года приехавшая из города Мезени умершего штаб-лекаря Василий Агапиева жена вдова Варвара Никифорова дочь с моей дочерью Клавдией, 15-ти лет, имеет ныне жительство на Среднем Соломбальском острову у чиновника Якова Рыдалева.

Почему оной Соломбальской Полиции имею честь объявить и с сим вместе покорнейше прошу учинить свое начальствующее распоряжение об отобрании с поименованной вдовы Агапиевой законной моей дочери Клавдии и мне доставить на жительство.

Понятно, что Варвара Агапиева была вызвана в полицию, и после её посещения предоставила письменное объяснение:

Зять мой непочтенно ко мне даже не хотел назваться зятем моим, меня же назвать тещею, пишет просто: приехавшая из города Мезени умершего штаб-лекаря Василий Агапиева жена вдова Варвара Никифорова дочь с моей дочерью Клавдией... Зять же мой дочери своей не воспитывал с самого младенчества. Вот история:

В навигацию 1830 года Казенною Палатою он был командирован из Архенгельска в Колу со спиртом, оставив свою жену, а мою дочь Надежду с грудною дочерью в Архангельске, после чего вскоре его жена Надежда померла, оставя трехмесячного младенца.

Бывший тогда в Архангельске муж мой штаб-лекарь Василий Агапиев, схоронив дочь, отправил внучку с другой дочерью ко мне в Мезень, где я со своей любовью воспитывала ее до 8 лет.

Между тем зять мой женился во второй раз, будучи в Онеге винным приставом. По требованию его отправила внучку к нему с той же дочерью своею Любавою, где внучка и находилась у своего отца почти два года. В которое время она чего только не вытерпела от мачехи и отца. Достаточно сказать, что бывший тогда в Онеге дворянский заседатель земского суда Василий Дмитриевич Веселов, принимая из человеколюбия участие в несчастной судьбе малолетней внучки моей Клавдии, намерен был посредством начальства отобрать ее от отца и послать ко мне в Мезень.

Но между тем мой зять Федяков перемещен был и сам в Мезень винным приставом, и по прибытии спустя месяц он с женою Мариею, будучи в пьяном виде, стали бить неизвестно за что мою внучку до такой степени, что хозяин дома Алексей Рогачев с женою Анной вступились и стали отнимать и кричать «Караул!» На этот шум бывший городничий Штернштрам прислал солдат и, отняв внучку, он отдал ее мне на руки.

Я опять воспитывала, содержала и обучала грамоте и женским рукоделиям и по возможности своей одевала ее приличным образом ее званию и намерена выдать замуж. Но отец ее, оной зять Дмитрий Федяков, забыв наставление Святого Апостола Павла, не воспитывал в прежнее время пребывания у него дочь свою. Теперь опять же требует ее.

Я согласна отдать ему внучку свою Клавдию, но с тем, что бы он и жена его обязались пред Начальством в том, что они будут содержать с обязанностью выдать замуж. При том, что бы он, зять мой, заплатил мне прежде за воспитание и содержание ее за 15 лет триста рублей серебром за каждый год. А без таких условий и выполнения в ТОЧНОСТИ моего требования никак не могу согласиться на отдачу ему дочери, а моей внучки Клавдии. Объявляя сие, прошу Соломбальскую Полицию объявить это зятю моему Дмитрию Федякову.

Прочитав эту бумагу, полицмейстер Вальховский на ней, как и на прошении Федякова, оставил короткую резолюцию: «В архив». Так как решил не вмешиваться во внутрисемейные дрязги. Ибо обе стороны были по-своему «хороши»: и неважнецкий отец, и его тёща, выставившая внучку ему на продажу за огромную по тому времени сумму — 4500 рублей серебром. Как знать, возможно, в попытке хотя бы изыскать часть этой суммы, Федяков и решил вместе с собутыльниками в ночь с 6-го на 7-е июня «отжать» 200 рублей у Амалии Рейндфлейш. Но безуспешно...

Предыдущий пост - Coffin и сахар из Америки