В процессе поиска на Информационном портале Первая мировая война 1914-1918 одного архангелогородца-участника той войны я встретил знакомую и достаточно редкую фамилию — Вылежинский. А запомнилась она по той причине, что фигурировала в моей статье «Последняя дуэль» («Правда Севера», 5.12.2002) и её обладатель был участником поединка, который завершился для него лёгким ранением. Но спустя пять лет — 11 июля 1915 года — фортуна отвернулась от бывшего дуэлянта — ранение в бою штабс-капитана 239-го пехотного Константиноградского полка Николая Владимировича Вылежинского оказалось настолько серьёзным, что он уже в первый день лечения в госпитале скончался. И в декабре того же года был посмертно награждён Орденом Св. Анны II-й степени с мечами:

Конечно, меня заинтересовала и судьба его соперника по дуэли — Михаила Бырдина. Но о том, какую информацию я о нём нашёл, сообщу после текста той давнишней статьи:

Наверняка каждый, кто проезжал по Никольскому проспекту Соломбалы, обращал внимание на здание бывшего флотского полуэкипажа, об истории строительства которого и о помещавшихся в нем учреждениях и морских частях уже сказано немало. Однако практически никто и ничего не знает о том, чем был примечателен располагавшийся перед зданием небольшой парк.

А между тем, этот островок древесных насаждений для горожан начала прошлого века был известен как место проведения последней в истории Архангельска дуэли. Но прежде чем сообщить о ее исходе, расскажу о событиях, предшествовавших поединку.

Вечером 18 марта 1910 года 34-летний старший чиновник особых поручений при губернаторе Михаил Бырдин пришел в гости к члену губернского по крестьянским делам присутствия Знаменскому. В доме в тот момент уже было много приглашенных и поэтому, как впоследствии утверждал чиновник, он, будучи отвлечен разговором с именинником, по рассеянности не поздоровался с незамеченным им Николаем Вылежинским — 28-летним штабс-капитаном Архангелогородского резервного пехотного батальона.

Последнего этот знак пренебрежения весьма оскорбил, что не ускользнуло от внимания присутствовавших. Более того, один из соседей по застолью, решив поддеть, ехидно поинтересовался: «А вы разве не знакомы?» На это едва сдержавшийся офицер сквозь зубы раздраженно процедил: «Ах, оставьте! Он, конечно, умышленно не поздоровался».

Когда же пришла пора расходиться, Бырдин подал Вылежинскому руку. Но рукопожатие не состоялось, так как штабс-капитан сказал, что если Бырдин не счел нужным поздороваться, то он, в свою очередь, не считает возможным и нужным прощаться.

Чиновник тут же извинился за свою рассеянность, но офицер заявил, что вообще не желает продолжения знакомства. В ответ направившийся к выходу Бырдин заметил, что он от прекращения знакомства ничего не потеряет. Тогда вдогонку ему разгорячившийся Вылежинский громко — так, чтобы все слышали, - крикнул: «Нахал!»

Утром следующего дня штабс-капитан получил письмо, в котором говорилось:

Милостивый государь, так как я не нашел возможности закончить в семейном доме наш вчерашний разговор и, считая себя оскорбленным Вашим поведением, я просил своих знакомых капитана I ранга Юрия Петровича Пекарского и советника губернского правления Владимира Алексеевича Всеволожского урегулировать это дело.

Прошу Вас незамедлительно поставить гг. Пекарского и Всеволожского в известность, кому Вы, со своей стороны, доверяете Ваши интересы. Я думаю, что для Вас вполне понятно мое желание покончить это дело как можно скорее.

Да, Вылежинский понял, что имел в виду недруг, написав слово «покончить». Поэтому, чтобы не прослыть трусом, он в ответном письме назвал фамилии своих секундантов: «Милостивый государь, сообщаю, что мои доверители подполковник Иванов и штабс-капитан Бараев».

В тот же день Вылежинский, приложив письмо Бырдина, подал рапорт председателю офицерского суда пехотного батальона. Спустя сутки суд чести, заслушав сообщение о происшедшем, признал письмо за вызов к поединку и постановил разрешить его принять. Вместе с тем, суд рекомендовал секундантам в виду незначительности повода попытаться уладить инцидент миром.

Три дня подряд вышеперечисленные секунданты вели переговоры, стараясь избежать дуэли. Но их усилия оказались тщетными, потому что Бырдин заявил: «Не считаю себя обязанным вторично извиняться и настаиваю на необходимости извинений со стороны Вылежинского». А штабс-капитан на это требование отреагировал следующим образом: «Согласен взять слово «нахал» обратно, но извиняться не намерен».

Узнав об этом, Бырдин во второй раз через Пекарского и Всеволожского передал секундантам Вылежинского вызов на поединок. Причем он предложил стреляться из гладкоствольных пистолетов с расстояния в 8 шагов.

Офицер принял вызов, выдвинув при этом свои предложения: расстояние — 15 шагов, оружие — пистолеты нарезные, то есть более точно стреляющие.

Обсудив предложения противников, секунданты отвергли их как «весьма тяжкие» и в согласованном протоколе зафиксировали окончательные условия поединка: «гладкоствольные без мушек пистолеты, одинаковые, незнакомые обоим, единичный обмен выстрелами с расстояния 20 шагов, форма одежды стреляющихся — гражданская, присутствие врача».

В шестом часу утра 31 марта в вышеупомянутом парке собрались сопровождаемые секундантами дуэлянты и приглашенный ими врач Федор Шарин. Секунданты проверили пистолеты, зарядили их строго одинаковым количеством пороха и круглыми пулями. Дуэлянты, в упор посмотрев друг на друга, развернулись и отошли на обусловленное расстояние.

Ровно в шесть по команде «три!» недруги выстрелили. При этом Вылежинский промахнулся, а Бырдин ранил его в левую щеку. И хотя, как позже выяснилось, ранение оказалось легким, штабс-капитан упал. Правда, подбежавшие секунданты и врач сразу же подняли его с земли.

Через несколько часов о состоявшейся дуэли стало известно архангельскому полицмейстеру и прокурору окружного суда, вследствие чего в тот же день было заведено уголовное дело. И не только по воле указанных должностных лиц, но и в соответствии с действовавшим законодательством. А оно предусматривало ответственность при любом исходе — как при гибели одного из дуэлянтов, так и при легком ранении. В первом случае оставшийся в живых наказывался тюремным заключением сроком до 10 лет, а во втором — оба участника поединка подвергались двухлетнему заключению.

В ходе начавшегося следствия были допрошены секунданты, врач, проведено судебно-медицинское освидетельствование Вылежинского, который, как и Бырдин, признал себя виновным.

Таким образом, суд над ними и вынесение не вызывавшего сомнений приговора оставались только делом времени. И именно поэтому им сочувствующие (да и их начальство) как могли оттягивали дату проведения судебного рассмотрения. И этим они не ограничились, а замолвили слово в столице, что не сразу, но зато в корне изменило дальнейшую судьбу Бырдина и Вылежинского.

26 июля того же года военный министр Сухомлинов сообщил об обстоятельствах дела императору, видимо, находившемуся в тот день в хорошем настроении. Скорее всего, по этой причине, а может быть, и по неслучайной просьбе министра Николай II, простив дуэлянтов, повелел: «Дальнейшее производство по сему делу прекратить с освобождением от уголовной ответственности лиц, привлеченных к следствию в качестве обвиняемых».

Думаю, нетрудно представить, как обрадовались полученному из Петербурга известию Бырдин и Вылежинский. Ведь они было уже смирились с мыслью о предстоящем заключении и крушении карьеры. Впрочем, не только чувство радости и облегчения объединяло в тот момент бывших противников, но и уже давно свершившееся - сразу после поединка — примирение. А, возможно, и сознание того, что о их существовании узнал сам император! И это благодаря случившейся по пустяковому поводу дуэли, которая, видимо, стала последней в истории Архангельска. По крайней мере, сведения о более поздних по времени поединках ни в дореволюционной местной печати, ни в архивных документах мне не встречались.

В заключение о втором дуэлянте. По данным сайта Военные архивы и списки погибших, (раздел Участники Белого движения), Михаил Петрович Бырдин умер 14 ноября 1942 года, находясь в эмиграции во Франции.

Предыдущий пост - О новых ценах и давнишнем побоище