В конце предыдущего сообщения я поместил нарисованное изображение дома главного командира Архангельского порта (и одновременно военного губернатора), стоявшего в Соломбале на берегу реки Кузнечихи и построенного в 1820-х годах по проекту архитектора этого военного селения Фёдора Уткина. Сохранилось и его фотографическое изображение, но 1883 года, то есть сделанное тогда, когда прошло 60 лет со дня начала возведения дома по приказу занимавшего вышеупомянутые должности Степана Ивановича Миницкого. В ту пору — в 1823-м — ещё генерал-майора.

Как видите, фасадом это здание вызывающе смотрело на Архангельск, ибо с обитавшими в нём гражданскими губернскими и городскими властями у Миницкого были весьма непростые отношения. Порой враждебные. Причём за годы его правления сменилось несколько гражданских губернаторов и вице-губернаторов. Губернаторами были: Н.С. Тухачевский (1823—1824), Я.Ф. Ганскау (1824—1827), И.Я. Бухарин (1827—1829), В.С. Филимонов (1829—1831), а вице-губернаторами: П.А. Ковалевский и А.Е. Измайлов.

Некоторые из них назначение в Архангельск воспринимали как почётную ссылку, другие — как ступеньку в карьере (ибо в послужном списке появлялась престижная запись «губернатор» или «вице-губернатор»), третьи — а ими были баснописцы Филимонов и Измайлов — как удивительный кульбит судьбы, который по их предположениям впоследствии позволит им, столичным жителям, приехавшим временно порулить, вдоволь поиронизировать над обитателями северной окраины империи. Но одно дело предположение, совсем иное — действительность. Причем для некоторых весьма суровая — так, для Филимонова губернаторство закончилось арестом.

Понятно, что отзвуки то усиливавшегося, то затихавшего внутригубернского конфликта между двумя ветвями власти доходили до столицы — в виде жалоб и доносов. И не только на первых лиц, но и на чиновников, им подчинённых, служивших с одной стороны — в канцелярии военного губернатора, с другой — в губернских канцелярии и правлении. Эти чиновники, жившие и служившие на разных берегах Кузнечихи, взаимно обвинялись, как правило, во взяточничестве, а их начальники (губернаторы) в попустительстве и причастности к этому пороку. А кое-кто в самоуправстве и превышении полномочий — например, соломбальский полицмейстер Рыдалев.

Наступил момент, когда терпение столичных властей кончилось (после очередной жалобы Бухарина), и в Архангельскую губернию был откомандирован контр-адмирал Егор Андреевич (Георг Мантегю) Гамильтон, ранее неоднократно бывавший в Архангельске и Соломбале. Причём на этот раз во главе специальной комиссии, официальный повод для создания которой нашёлся такой — убийство в Соломбале боцмана 16-го флотского экипажа Ильи Васильева. Безусловно, расследование по факту убийства было необходимо, но удивляло то обстоятельство, что для этого командировали комиссию, учреждённую по «Высочайшему соизволению» (то есть по приказу императора), да ещё возглавляемую контр-адмиралом.

В день прибытия комиссии — 7 мая 1828 года — стало окончательно понятно, что упомянутое происшествие — лишь предлог. Так как Гамильтон уведомил Миницкого и Бухарина, что они оба обязаны ему подчиняться — мол, такова воля императора. И тут же приказал военному губернатору отстранить Рыдалева от должности. Миницкий не имел права ослушаться, поэтому пришлось срочно искать замену полицмейстеру. И уже на следующий день соломбальскую полицию возглавил капитан Резанов, до этого служивший смотрителем казённых домов.

Однако Резанов, как говорится, оказался не на своём месте. Это понял и он, и Миницкий. Поэтому 15 мая военный губернатор писал Гамильтону:

В уважение Вашего Превосходительства я сделал распоряжение об удалении (по неизвестным мне причинам) капитана Рыдалева от управления Соломбальской полицейской частью, о чем имел честь уведомить Вас 8-го числа сего мая. Но как назначенный вместо него Резанов к управлению тою частью в первые дни показал, что исполнять сию должность не может, то прошу уведомить меня, по какой побудительной причине Вы изволили приказать удалить Рыдалева от управления полицейской частью. В противном случае вынужден буду обратиться по сему вопросу к Господину Морскому Министру.

Ответ Гамильтона был весьма кратким и туманным:

Не дозволил Рыдалеву иметь управление частью по причине встретившихся неудобств к отобранию ясных сведений по производящемуся в Комиссии делу от разных лиц.

Тем временем Резанов подал Миницкому рапорт, в котором, в частности, писал:

По болезни и по неимению по сей должности сведений прошу от управления Соломбальской полицейской части сменить.

Вновь пришлось искать замену, и теперь выбор Миницкого пал на капитана Николая Шаппизо, который вступил в должность 25 мая. Но ненадолго — вскоре и он подал рапорт об увольнении. Так как получил чин майора и выхлопотал с помощью столичных друзей перевод по службе в Кронштадт. Так началась полицмейстерская чехарда — четыре полицмейстера за полтора месяца.

Почему никто из них не задержался на этой должности, объяснить нетрудно — полицмейстер не только отвечал за охрану правопорядка, расследование и пресечение краж и других преступлений, за противопожарную безопасность, но, выражаясь привычными нам терминами, был завхозом Соломбалы, то есть помощником военного губернатора по хозяйственной части. Прежде чем лечь на стол Миницкого прошения об открытии торговых заведений, просьбы о разрешении на строительство и ремонт частных домов и других построек поступали на рассмотрение полицмейстера. Чтобы он оставил на них резолюцию - например, можно или нет в таком-то доме, исходя из его состояния, площади и износа, открыть гостиницу. Полицмейстер утверждал розничные цены и наказывал за их превышение, составлял сметы и проводил торги на получение нарядов на ремонтно-строительные работы, совместно с архитектором следил за их выполнением.

В архивных делах встречаются рапорты Рыдалева, в которых он предлагал Миницкому удержать из жалования офицеров суммы, потраченные на постройку возле их домов уличных тротуаров (деревянных мостков), или взыскать штрафы «за уклонение от чистки оных» в зимнее время. И при этом размер его денежного довольствия не отличался от размеров жалования флотских офицеров того же ранга. Таким образом, более чем хлопотная должность полицмейстера была к тому же весьма конфликтной и потенциально коррупционной. Но каких-либо доказательств, что к рукам Рыдалева прилипали деньги и что он делился подношениями с Миницким, я в архивных документах не нашёл, зато соответствующих обвинений — предостаточно.

Подтверждения им не обнаружила и комиссия Гамильтона. К тому же она не установила вины Рыдалева «в медленности раскрытия убийства боцмана Васильева». Поэтому Гамильтон был вынужден раскрыть карты, то есть ознакомить Миницкого с содержанием жалобы, а по сути, доноса, присланного в столицу Бухариным.

Ссылаясь на те обстоятельства, что «в Соломбале наличиствуют купеческая гавань, биржи, торговые заведения, лавки, амбары, таможенная застава, нагрузка и выгрузка товаров, а с тем вместе многочисленное количество не относящегося к военному ведомству людей, стекающихся для промыслов и работ», гражданский губернатор настаивал «о причислении оной на правах части в состав губернского города Архангельска» и переподчинении городской полиции Соломбальской полицейской части. И при этом обвинил Миницкого и Рыдалева «в существовании в Соломбале публичных домов с развратными женщинами и небезвыгодном покровительстве оным». Кроме того, Бухарин настаивал на передаче ему ежегодно выделяемой Миницкому на экстраординарные цели суммы (десяти тысячи рублей), которую он вознамерился использовать на создание негласной (тайной) полиции.

Были и другие обвинения и ходатайства, но Миницкого особенно возмутили слова о тайной полиции. Понимая, что Бухарин решил её создать для слежки за ним и его непосредственными подчинёнными, военный губернатор писал Гамильтону: «Такой полиции я в других губерниях не слыхал. Не было и нет примера, что бы гражданский губернатор командовал военно-сухопутными и морскими силами или следил за лицом, поставленным командовать оными. Что касаемо помянутой денежной суммы, то не могу не уведомить, что за управление тремя губерниям и на поездки по оным денежных доходов не имею...» (Напомню: он был и генерал-губернатором Архангельской, Вологодской и Олонецкой губерний).

А по поводу покровительства публичным домам Миницкий заметил, что «интересно было бы узнать, из какого лживого источника г. Бухарин почерпнул эти ничем подтвержденные наветы». При этом, отрицая наличие в Соломбале подобных домов, признал, что развратные женщины в ней существуют. Как, впрочем, и в Архангельске, и в любом другом портовом городе.

Что же касается вновь поднятого вопроса о включении Соломбалы в состав Архангельска, он напомнил, что её самостоятельный статус окончательно закреплён в 1826 году указом Правительствующего Сената. Однако, понимая, что письменных объяснений и опровержений будет недостаточно, Миницкий вслед за Гамильтоном и членами его комиссии отправился в Петербург. Так как знал, что у Бухарина в столице есть влиятельные покровители, например, министр внутренних дел Закревский. Если бы таковых не было, Бухарин не оказался бы гражданским губернатором в Архангельске.

В Петербурге военный губернатор первым делом поспешил к морскому министру Антону Моллеру. А тот, как и другие друзья Миницкого, чем могли, ему помогли. Как результат — 22 марта 1829 года Иван Яковлевич Бухарин «Высочайшим соизволением» был отстранён от должности.

Ему на смену был прислан литератор Владимир Сергеевич Филимонов. Сейчас трудно понять, какими соображениями руководствовался Николай Первый, назначая гражданским губернатором этого беллетриста и баснописца — видимо, решил произвести своеобразный эксперимент. И он для назначенца окончился плачевно — арестом в июне 1831-го и заключением в Петропавловскую крепость. Однако утверждать, что этому как-либо способствовал военный губернатор, не могу. Хотя взаимоотношения Миницкого с Филимоновым были, пожалуй, на порядок хуже, чем с Бухариным. Об этом я сообщал в статье Противостояние губернаторов, опубликованной в газете «Правда Севера» в 2002 году.

Напоминая об этой публикации, я должен быть самокритичен, так как, видимо, тогда изобразил Миницкого лишь в тёмных тонах. Потому что не обладал всей полнотой информации, которую узнал о нём за прошедшие двадцать лет. Однако вместе с тем повторю, что вице-адмирал С.И. Миницкий 18 апреля 1830 года был отстранён от должности «за предосудительные и пользам службы несоответственные поступки». И отправился в своё имение в Симбирскую губернию. А его ближайшие подчинённые, служившие в канцелярии военного губернатора, — Шамарин и Иванов — были лишены чинов, дворянства, орденов и сосланы в Сибирь на каторжные работы.

Так закончился весьма богатый на самые разные события 7-летний период пребывания Степана Ивановича Миницкого на должностях главного командира Архангельского порта и военного губернатора, период крайне противоречивый, как и неоднозначная личность этого человека. Нельзя отрицать его причастность к злоупотреблениям, но нельзя и отрицать тот факт, что в те годы под его руководством в адмиралтействе один за другим на воду спускались новые корабли. И что для Соломбалы он сделал очень много: прежде всего, спас от задуманного царём её разорения, затем — закрепил её отдельный административный статус, далее следовали — создание генерального плана, благоустройство, начало замощения центральных улиц камнем, появление на всех улицах деревянных тротуаров (мостков) и их освещение фонарями. Хотя мог всего этого не делать и, получая жалование, спокойно наблюдать, как ветшает Соломбала. И тем самым не давать поводов для слухов, сплетен и пересудов, которых за этот период в архангельско-соломбальских домах, дворах, лавках, питейных домах, присутствиях и конторах циркулировало несметное число...

Предыдущий пост - Соломбала при Миницком