На днях я назвал фамилии военных лекарей (врачей), которые несколько месяцев 1831 года спасали жизни заболевших холерой соломбальцев. При перечислении врачей у меня возникло недоумение, почему «при Соломбальской полицейской части у пользования больных, подвергшихся эпидемической болезни холере» не оказалось лекарей других располагавшихся в Соломбале морских частей (экипажей). Объяснение этому факту я нашёл в письме, присланном 24 мая в Соломбалу на имя военного губернатора адмирала Романа Романовича Галла. В нём гражданский губернатор Владимир Филимонов просил срочно командировать несколько военных лекарей — в связи с тем, что накануне был выявлен первый в Архангельске холерой заболевший. Им оказался подпоручик Топорков.

Страшный диагноз установил акушер Резанцев, по случаю временного отсутствия городового врача исполнявший его обязанности. Он, известив об этом архангельского полицмейстера майора Меккера и губернское правление, попросил помощи, так как понимал, что за первым случаем последуют другие, и ему, одному, не справиться. Его просьбу Филимонов и переадресовал Галлу. А тот командировал в Архангельск лишь двух врачей — штаб-лекаря 21-го флотского экипажа Богословского и лекаря 23-го флотского экипажа Штейнгарда. Мог бы и больше, но сознавал, что начавшаяся в Архангельске эпидемия не минует и на Соломбалу.

По прибытии военных врачей Архангельск был поделён на 10 холерных кварталов, для проведения противоэпидемических мероприятий в которых были назначены квартальные смотрители.

1-й квартал: от монастыря и заставы при въезде в город до Благовещенской церкви, а на Мох, оканчиваясь домом сахарного мастера Гомана; квартальный смотритель — чиновник 14-го класса Пётр Золотов
2-й квартал: от Благовещенской церкви с дома купца Спиридонова до улицы Садковой, где оканчивается на угоре домом Алексея Головина, а по Новой дороге домом Степана Леонтьева; квартальный смотритель — титулярный советник Семен Жилин
3-й квартал: от Садковой улицы до Буяновской, оканчиваясь домами Демидова и Стерлядкина, включая прядильню Куницына; квартальный смотритель — титулярный советник Агапов
4-й квартал: от Буяновской улицы до Соборной в прямую линию до дому мясной бойни; квартальный смотритель - титулярный советник Михаил Тошаков
5-й квартал: от Соборной улицы до Мекиндековской, оканчивая домами Роджерса и Кларка; квартальный смотритель — коллежский советник Александр Ордин
6-й квартал: от Мекиндековской улицы до Захарьинской, которая заканчивается домами с углу Мольво, с Новой дороги мещанина Ермакова; квартальный смотритель — отставной поручик Федор Мансуров
7-й квартал: от Захарьинской улицы до Аптечной, где оканчивается домами купца Кагнова, а по Новой дороге Семена Цыварева; квартальный смотритель — коллежский асессор Емельян Жаринов
8-й квартал: от Аптечной улицы до Кузнечевской или дома военно-сиротского отделения, оканчиваясь на Новой дороге военными казармами; квартальный смотритель — чиновник 10-го класса Петр Дьячков
9-й квартал: от Кузнечевской улицы до улицы, где церковь Кузнечевская, оканчиваясь домами от угору до Кузнечевского поля; квартальный смотритель — титулярный советник Христиан Мейк
10-й квартал: с 4-й улицы, на которой церковь, до морской госпитали; квартальный смотритель — отставной подпоручик Иван Воронцов

(Для справки: Благовещенская улица — ныне Р. Люксембург, Садковая — Серафимовича, Буяновская — Поморская, Соборная — К. Либкнехта, Мекиндековская (или Менсиндековская) — Свободы, Захарьинская — Попова, Аптечная (Аптекарская) — Вологодская, Кузнечевская — Суворова, Новая дорога — проспект Ломоносова).

25 мая первый заболевший холерой был выявлен и в Соломбале. В этой связи в тот же день приказом военного губернатора Галла был образован «Соломбальский о холере комитет» во главе с командиром части 9-го флотского экипажа капитаном 2-го ранга Гавриилом Алексеевичем Кашерининовым. В состав комитета вошли: медицинский инспектор Архангельского порта П.П. Алиман, полицмейстер капитан Котов, сводного экипажа капитан-лейтенант Иван Андреевич Бурдуков, корпуса морской артиллерии 4-й бригады капитан Фёдор Попов, конторы главного командира Архангельского порта чиновник Степан Безумов, 7-го ластового экипажа капитан Василий Андреевич Апыхтин, провиантмейстер Иван Резанов, от купечества — 3-й гильдии купец Фёдор Попов.

Соломбала была разделена на 6 холерных кварталов:

1-й квартал: острова Банный и Моисеев; смотрители — коллежский секретарь Дмитрий Ахаткин и мачтовый мастер Пётр Балагуров
2-й квартал: Никольский (Средний) остров; смотрители — комиссар 14-го класса Ефим Короткий и коллежский секретарь Егор Алашев
3-й квартал: участок между рекой Курьей (ныне Соломбалкой) и Первым (Терёхина) проспектом до улицы Безсмертной (Советской); смотрители — отставной морской артиллерии лейтенант Иван Буторин и титулярный советник Пётр Чебункин
4-й квартал: участок между рекой Курьей и Первым проспектом от улицы Безсмертной до кладбища; смотрители — мещане Пётр Верещагин и Дмитрий Бетехтин
5-й квартал: участок между Первым и Третьим проспектами; смотрители — коллежский регистратор Яков Карнаухов и чиновник 14-го класса Пётр Бурков
6-й квартал: участок между Третьим (ул. Челюскинцев) и Шестым (Кедрова) проспектами; смотрители — комиссар 14-го класса Павел Воронин и титулярный советник Дмитрий Никулин.

Несмотря на все профилактические меры (например, сначала ограничение по времени работы питейных домов, а затем и их закрытие) развитие эпидемии и в Архангельске, и в Соломбале остановить не удалось. Холера, как тогда говорили, свирепствовала. И не обращала внимания на должности, чины и имущественное состояние — косила без разбору. Так, в Архангельске в первые дни эпидемии наряду с десятками мещан от холеры умерли: жена и сын директора гимназии Василия Сильверстова, коммерческого суда прокурор Павел Запорощенко, купцы Яков Грибанов, Егор Новосёлов и Алексей Петунников.

Развитие эпидемии характеризуют данные о числе умерших по Кузнечевскому приходу: 24-го мая — двое, 25-го — 7, 26-го — 3, 27-го — 14, 28-го — 7, 29-го — 29. Примерно такая статистика прослеживается и по другим церковным приходам Архангельска и Соломбалы.

Понятно, что в условиях эпидемии умерших не делили по религиозной принадлежности — в общих могилах хоронили и православных, и старообрядцев, и католиков, и англикан, и лютеран. Так, на Соломбальском кладбище вместе с местными умершими (обывателями и военнослужащими) погребали и моряков иностранных судов. Вот имена и фамилии некоторых из них (некоторые, видимо, в спешке несколько изменены или русифицированы): Ричард Миней, Тиман, Ричард Фрит (матрос корабля «Бельс»), англичанин Виллиам, Жаим Шмид (матрос корабля «Хайна»), английский матрос Джейм Гроун, Андрей Раболт (матрос английского корабля «Европа»), Джон Бекетер (с английского корабля «Данон»), Вильям Ведерсон (с английского корабля «Елизабет»), Вильгельм Шлехт (матрос английского брига), Томас Март (с английского корабля), Иазар Садонеух (с английского корабля), Донан Уатт (с английского корабля «Андромеда»), Лавренц Шмит (матрос английского корабля «Лувина»), Джем Форман (капитан английского корабля «Космонаст»), Ион Фистер (матрос английского корабля «Альгол»), Давид Крагис (штурман английского корабля «Лувина»), Ион Ковин (матрос английского корабля), Андрей Растер (матрос английского корабля), Унгебрихт Штранд (матрос голландского корабля).

Вместе с соломбальцами в июле 1831 года был похоронен и внук знаменитого учёного Леонарда Эйлера — Егор Иванович (Георг Рудольф) Эйлер, служивший в Архангельской таможне и проживавший в Соломбале.

Что же касается соломбальских обывателей и военнослужащих, то из них умерло в период эпидемии (с 25 мая по 29 сентября) 512 человек (322 мужчины и 190 женщин). Причём на дому из 102 заболевших и отказавшихся от госпитализации умерло 89, то есть 87 процентов. А в госпитале и в развёрнутых лазаретах — из 770 лечившихся умерло 423 или 55 процентов. Эти цифры с одной стороны говорят, что медицина тогда была далеко не всесильна, но с другой — что от неминуемой смерти было спасено по крайней мере две с половиной сотни заболевших. В чём несомненная заслуга военных врачей, имена и фамилии которых я перечислил в предыдущем сообщении. Все они были представлены к награждению орденами.

Нельзя не вспомнить и тех, кто, ежеминутно рискуя заболеть, помогал военным лекарям, а именно назвать имена и фамилии их ассистентов. Ими были: 43-летний фельдшер 8-го рабочего экипажа Григорий Александрович Клементьев, 23-летний младший фельдшер 9-го рабочего экипажа Николай Афанасьевич Осипов, 21-летний младший фельдшер 9-го флотского экипажа Григорий Андреевич Кузнецов, 19-летний младший фельдшер 13-го ластового экипажа Алексей Андреевич Яковлев. И наконец — самый юный медик — 16-летний младший фельдшер 7-го ластового экипажа Фёдор Селивёрстович Кобычев, по рождению соломбалец из солдатский детей, до 1828 года состоял в полубатальоне военных кантонистов, затем — школьник (ученик) в морском госпитале, по случаю эпидемии досрочно произведён в младшие лекари с окладом в 36 рублей в год. Все они были представлены к денежным наградам — не менее чем 75-ю рублями.

Денежные награды от 75 до 200 рублей получили и члены «Соломбальского о холере комитета». Причём 200-ми рублями был награждён капитан артиллерии Фёдор Попов, в представлении к награде которого говорилось:

Во время свирепствовавшей холеры мая 31-го числа в порученной ему части собралась во множестве толпа разного звания и буйностью требовала из дому провиантмейстера Лузгина купецкого сына Гусева, пришедшего по казенным подрядам, полагая его вредным лекарем (колдуном), то капитан Попов, немедленно явясь в собравшуюся толпу людей, личностью своей удержал буйство оной и не допустил убеждениями совершить им намерения.

200-ми рублями был награждён и комиссар Павел Воронин, который, «выполняя приказания капитана Попова, принял все меры для усмирения и разогнания буйствующих». Таким образом, усилиями Попова и Воронина была предотвращена попытка «устройства холерного бунта». А подобные волнения в 1830-1831 годах прошли во многих городах России, в том числе в столице — Петербурге.

Эпидемия холеры официально завершилась в Соломбале 29 сентября 1831 года. За прошедшие месяцы холерным комитетом было потрачено 7034 рублей. Эти деньги пошли как на профилактические мероприятия, так и на лечение, медикаменты, доставку и питание больных. И, понятно, на похороны умерших, в том числе на приобретение досок и гвоздей для гробов, изготовление их, на наём лошадей для перевозки на кладбище, копку общих (братских) могил, на покупку извести, которой могилы засыпали, и на утрамбовку их, на жалование, одежду (форму), питание и вино членам похоронной команды. А в ней состояли нижние чины 7-го ластового экипажа, которые все четыре месяца постоянно проживали в специальном помещении при полицейской части. При возвращении с кладбища они снимали одежду, которая тут же сжигалась, а утром — получали новую. И ежедневно после бани — чарку вина — чтобы эмоционально расслабились.

С окончанием эпидемии деятельность холерного комитета не прекратилась — он под председательством уже другого главы — полицмейстера Котова — функционировал до 1-го октября 1932 года: занимался попечением круглых сирот, пристройством их к приёмным родителям, выплатами и тем, и другим, — пособий. Кроме того, проводилась дезинфекция выморочных домов, поиск их возможных наследников, а при их отсутствии — подготовка к аукционным торгам, вырученные средства от которых опять же шли на содержание сирот — а их при таком количестве умерших, конечно, было немало.

И лишь когда с последствиями эпидемии было совершенно покончено, военный губернатор адмирал Роман Галл послал в Петербург на имя «Исправляющего должность Флота Генерал-Штаб-Доктора» представление, в котором, в частности, говорилось:

Милостивый Государь мой, нельзя не отметить неутомимый труд медицинских чинов и их усердие. Хотя нет места противомыслию и в самой опытности их по своей обязанности, но за всем этим должен сказать, что всякое движение и во всех отношениях к восстановлению страдавшего человечества не меньше руководимо было благоразумным и неусыпным попечением самого главного доктора надворного советника Алимана, который пред глазами начальства и всех доказал в полной мере совершенство своих познаний, чрез кои многие отчаянные с неимоверностью отторгнуты были из уст алчущей смерти. Сверх хозяйственного благовидного управления морским госпиталем, которое в отличном виде оправдано, беспрестанный надзор за пользованием больных в приличном содержании, устроением временных лазаретов и снабжением оных лучшими медикаментами было главною обязанностью с его стороны, на подавание же полезнейших советов основывались все спасительные распоряжения и исполнения со стороны всех действовавших медиков.

Свидетельствуя о таковых примерных деяниях доктора Алемана, я в непременный долг себе поставил ходатайствовать о награде его орденом Св. Анны 2-й степени и покорнейше прошу прошу вас, Милостивый Государь, присовокупить и с вашей стороны всевозможное содействие к удовлетворению ходатайства моего к справедливому возмездию достойных заслуг г. Алимана.

Ходатайство было удовлетворено и через месяц медицинский инспектор Архангельского порта надворный советник Алиман был награждён. Об этом человеке удалось узнать следующее: Peter Alimann - Пётр Петрович Алиман (9.11.1795-16.08.1847), в 1820 г. закончил Дерптский университет, в 1822 г. принял российское подданство и поступил на службу по морскому ведомству, в 1822-1825 в качестве судового врача на фрегате «Крейсер» совершил кругосветное плавание, затем — главный доктор Свеаборгского морского госпиталя, в 1829 г. по приглашению военного губернатора Миницкого вступил в должность медицинского инспектора Архангельского порта, с конца 1832 г. — главный доктор Кронштадтского морского госпиталя, с 1838 г. — главный доктор Черноморского флота.

Поскольку изложенная выше информация содержит сведения, в основном касающиеся того, как развивалась эпидемия холеры в Соломбале, аналогичные сведения по Архангельску сообщу в будущем — по возможности и наличию их в архивных документах.

Предыдущий пост - Холостяцкий флигель и его постояльцы